Эту историю бабушка рассказывала часто. Почему-то всегда шепотом. И почему-то всегда оглядывалась по сторонам, когда рассказывала, как будто боялась, что кто-то плохой нас услышит, донесет на неё, и её опять вызовут «туда».
Во время войны бабушка была швеёй-надомницей. А ей ведь уже немало лет было, когда война началась — шестьдесят почти. Армию нужно было одевать. Вот и раздавали ткань защитного цвета тем женщинам, у которых были дома швейные машинки. И они шили обмундирование, получая небольшую плату за свой труд.
Кроила бабушка сама. Выкройку ей дали одну. По ней она и кроила, и шила гимнастерки одного и того же размера. Пришивала нагрудные карманы, чтобы было солдату куда положить красноармейскую книжку, да письмо из родного дома, да дорогую фотографию.
И придумала бабушка класть в карман гимнастерки молитву-оберег. Внучка под диктовку писала на маленьком кусочке бумаги простые слова. «Иисус Христос, сойди с небес и вознеси над красноармейцем свой святой крест. Спаси, сохрани, помилуй. Аминь».
Бабушка свято верила, что её молитва спасет бойцу жизнь. Не сможет вражеская пуля унести жизнь солдата, который находится под божьей защитой.
Пятеро сыновей бабушки были на войне. Она молилась за них день и ночь. И как настоящая русская женщина, она молилась и за всех сыновей Отечества нашего. И клала в карман сшитых гимнастерок свои записки-обереги. До тех пор, пока ими не заинтересовался «Особый отдел». Её вызвали для серьезного разговора в Комитет Государственной Безопасности.
— Кегебе, — смешно говорила моя бабушка. — Повестку принесли. Пошла я. Недалеко у нас это Кегебе было, два квартала всего от нашего дома. Пришла — охрана стоит с винтовкой. Провели меня по коридорам пустым в кабинет к начальнику. Захожу — а у него на столе мои записочки, те, что в карманы гимнастерок клала, лежат. Смекнула я, в чем дело. По тем временам все безбожниками были. А я Бога в защитники звала.
— Проходите, садитесь! — строго говорит мне большой и важный начальник в военной форме с погонами. А у меня сердце везде стучит. Страшно.
— Это Вы писали?
— Нет. Я — неграмотная. Совсем ни дня единого в школе не училась. Ни читать ни писать не умею.
Он удивился. Очки снял и смотрит на меня.
— А кто же это писал?
— Да внучка маленькая, во втором классе только. Каракульки выводила. Да вот и спросила у меня, какие молитвы бывают. Я ей и сказала эту коротенькую. Она и записала её.
— А почему пять раз она её переписала?
— Да дитё же. Кто ж её знает. Играла так поди.
Он еще больше удивился.
— А как же записки в карманах гимнастерок, сшитых Вами, оказались?
— Она и положила. Играла так, я же Вам говорю. А ей то всего восемь годочков. А я не уследила. Карманы не проверила перед сдачей на склад.
Начальник вздохнул с облегчением.
— А у самой, мать, есть кто на фронте?
— Есть. Четверо сыночков-соколочков. Воюют. Младший — Коля — десять классов до войны закончил и прямо после выпускного — на фронт. И уже лейтенант. Командует. Вася — артиллерист, Ванечка — в авиароте служит, при аэродроме военном, Гриша — машины со снарядами водит в прифронтовой полосе, а Сергей — я его тоже сыном считаю, хоть мне он и зять, а только сирота он, я ему заместо матери — солдат на передовой. Уже два Ордена Солдатской Славы имеет. А молитвы эти внучка — старшего сына дочь — писала.
Бабушка хитрила. Призовут Лидочку и спросят. Вот тут-то вся правда и выйдет. Но не призвали. Детей на допросы не вызывали. Позвал этот важный начальник другого, не такого важного. Повели бабушку в другой кабинет. Там этот другой начальник выспросил у неё все и все записал. С её слов. И отметил ей пропуск и сказал, что она может домой идти. Вот у неё тут ликование в душе началось. Прощена и отпущена.
— Молодец, мать, — сказал ей вполголоса начальник поменьше, — горжусь. Только не клади свои обереги больше в карманы гимнастерок. Побереги себя.
А бабушка моя была не так проста. Как это не класть обереги в гимнастерки? Кто ей может запретить это делать? И как она может помочь и своим, и не свои сыночкам в таком трудном деле? Только словом, только верой своей в то, что Победа будет за нами.
И бабушка стала маленькие свои обереги вшивать в клапан гимнастерки. Она даже в руках своих мяла бумажку с молитвой, чтобы та не шуршала и не ощущалась никак. А вот пусть найдут её оберег, попробуют. Не найдут. А он обязательно кого-нибудь спасет. Она верила в это свято.
Она прожила долгую жизнь. Сыновей хоть и израненных, но всех дождалась с войны. Всегда верила, что сберегла их от гибели своей материнской молитвой. И я тоже в это верю. И в силу её оберегов, посланных на войну, тоже верю.
Вчера я, её внучка, вместе со своими детьми и внуками своими — её правнуками и праправнуками — навещали её могилку, потому что был поминальный день. Уже почти полвека прошло со дня её ухода. Колпакова Акулина Андреевна умерла 9 мая 1973 года на рассвете.
— Не забудьте сегодня помянуть тех, кто с войны не вернулся, — прошептала она свой последний наказ.
Не забудем. Пока живы сами. Пока в памяти нашей их лица и голоса, и их честные рассказы о пережитом, и пока в сердцах наших живет то бесценное чувство, которое они завещали нам, — любовь к своему Отечеству.
Автор: Валентина Телухова
Художник: Джанни Стрино
