— Столько в тебе злости, Марта, поэтому и болеешь часто, — спокойно сказала бабушка Клавдия.
— Че-го? Сама то поняла, что сказала. Я говорю — не приедут. Неделю дождь идти будет.
— Обещали же, — возразила женщина.
— Ну. Третий день у окна сидишь. И есть не ешь и таблетки не пьёшь. Если бы я не погнала корову и тебя не увидела, так бы и просидела до гробовой доски.
— Сплюнь.
— У тебя пыль на полу, плюну и полетит по сторонам. Пойду домой. Сиди тут.
— Подожди, пирожки возьми. Напекла гору, а есть теперь некому.
Марта подошла к тазу с пирожками и, взяв полотенце, стала складывать в него пирожки.
— Ну всё. Я пошла.
— Иди, Марта, иди с Богом.
— Зайти вечером, проведать тебя?
— Вечером не надо. Что уж вечером. У тебя дел столько, хозяйство.
— И то верно, просижу у тебя, а дела сами не сделаются.
Марта ушла.
Дождь нещадно колотил в маленькие окна старого дома. Капли стекали по стеклу и собирались в лужи. Нескончаемые лужи.
Клавдия Семёновна опять села у окна всматриваться в пригорок. Высокий, уклон у пригорка пологий, хорошо видно кто в деревню едет и из неё уезжает.
С этого места и мужа каждый день на работу провожала и старшего сына в Афганистан, а младшего в Чечню. И больше всего за детей боялись. Дети вернулись. Оба. Живы, здоровы. А муж с работы не вернулся. Работа страшнее пули оказалась. В самое сердце поразила, и в поле никто на помощь не пришёл. Так тоже бывает.
Холодно дома стало, сыро. Но Клавдия Семёновна печь топить не стала. Оделась теплее, чай горячий налила и опять к окну села вечер коротать.
— Не приедут сегодня уж, — рассуждала она, посматривая на старые часы над комодом.
В воскресенье Клавдии Семёновне исполнилось 75 лет. Юбилей. Сыновья с семьями обещали приехать, навестить. Неделю гостить собирались. И вот третий день ни ответа, ни привета. Сердце так и сжималось в слабеющей груди старой женщины.
Сколько слёз она выплакала перед этим окном. Теперь сухо всё на лице, исчерченном морщинами. Сухо. И всё равно трепет не унять. Теперь кого стесняться? Хоть плачь, хоть вой. Только кошка и собака услышат. Да вот ещё разве соседка Марта. А не плачется. Приедут! Не забудут мать.
Четверг неторопливо перекатывался, заканчиваясь и давая пятнице стать самым важным днём.
Клавдия Семёновна вновь планировала заняться стряпнёй и взялась носить воду в баню.
— Что не сидится тебе на месте, Клава? Вот не было бы у меня хозяйства, я бы целый день на диване лежала.
— И тебе добрый вечер, Марта. Кто же тебе не даёт. Убери хозяйство и лежи.
Марта только махнула в ответ и ушла в дом. А Клавдия Семёновна всё в сторону пригорка посматривает. Ждёт.
В пятницу вечером Марта снова к соседке зашла.
— Что, ждёшь?
— Видишь, жду.
— Пирогов напекла?
— Напекла. Хочешь?
— Нет. У меня от прошлых ещё изжога не прошла. Пришла с тобой посидеть, поддержать тебя морально. Судьбу, так сказать, твою разделить.
— Сиди, не жалко.
— Вдвоём и ждать веселее, правда? — чуть с иронией сказала Марта.
— Правда, соседка.
И сидят, смотрят на пригорок.
И у Марты схватывает сердце и ей тоже хочется ждать. А некого. Один сын остался и тот спивается, не приедет. Второго ещё в молодости схоронила, что случилось и не знает мать, похоронила только.
А у Клавы так чудесно ждать получается. И Марте хочется. Сидят обе. Ждут.
— Кто там? — спросила Марта, заметив фигуру у калитки.
— Санька Ефимов, кажется, — и Клавдия Семёновна пошла открывать дверь.
— Баба Клава, вечер добрый. Я тут на прошлой неделе в городе был, Матвея видел, забыл вам сказать. Они завтра с Лёнькой приедут... просили передать... я забыл, баб Клава, ты не серчай.
Клавдия Семёновна руки к груди прижала.
— Как же я сердиться буду, Сашенька, ты мне весть такую радостную привёз. Спасибо, дорогой.
— Так что ждите, сейчас дорога просохла, приедут. А на прошлых выходных залило всё, тут только на тракторе.
— Слышала, Марта? Приедут, — улыбнулась Клавдия.
— Ага, — кивала соседка.
В субботу с самого утра Марта от Клавдии не отходила. То за солью прибежит, то полотенце отдать. Волнения столько. Через край. Чуть-чуть чужой радости испить. Пригубить хотя бы.
— Едут! — почти шепотом выдавила из себя Клавдия.
— О, точно едут, пойдём встречать, — позвала Марта. Словно своих детей встречает, а Клавдию зовёт.
Подъехали родственники Клавдии на четырёх машинах. Высыпали на улицу. Шумят, галдят. Цветов охапки. Торт — коробка половину багажника. Коробки с подарками. Радость кругом, слёзы, объятия. Внуки с внучками прыгают, бабушку облепили, уже выше её. Правнучку привезли.
Марта стояла в стороне и смотрела на это всё. Слёзы сдерживать даже не пыталась, вытирала платком. Домой к себе шла на ватных ногах. Долго ещё сидела перед своим окном.
«Не приедут. Мои не приедут».
