Дуняша была девушкой-простолюдинкой. Ещё ребёнком она бегала по двору купеческого особняка, где работала кухаркой её мать. Дунечка была пухленькой и голубоглазой, словно ангелок. Все дворовые любовались на неё и с улыбкой приговаривали:
— Смотри-ка, Матвей, вон, невеста тебе растёт.
Матвей, купеческий сынок, мальчик лет двенадцати, брал Дуняшу на руки, целовал как куклу, и носил на плечах. А Дуня вцеплялась в его русые вихры, боясь упасть, и звонко хохотала.
Кто бы мог подумать, что слова о невесте стали пророческими в судьбе Матвея. Мальчик вырос широкоплечим парнем, а малышка превратилась в не менее прекрасное создание – стала юной девушкой, пригожей и скромной.
Мать научила её готовить, передала всё своё мастерство. И Дуня уже рано начала помогать ей управляться на купеческой кухне. Впрочем, хозяева были добры, не привередливы в еде и ласковы к поварихе и её дочке.
Но Матвей влюбился в Дуняшу уже по-настоящему, когда вернулся из большого губернского города, где прошёл обучение и начал работать в магазине у своего дядьки.
Чувство вспыхнуло у обоих сразу. Матвей, и без того всегда обожавший Дунечку, увидел в ней прекрасную лебёдушку, как на картине на стене спальни у матушки. А Дуня из скромности могла лишь украдкой смотреть на Матвея. Так он изменился, стал необыкновенно красивым и мужественным. Девушка заливалась краской и убегала в сени.
Матвей спустя некоторое время пошёл к отцу просить позволения жениться. Но услышал отказ. Жестокий и бесповоротный.
— Ты с ума не сходи от каждой девицы-то. И помни: ты купеческого роду, стало быть, и невесту присматривай себе под стать. И с положением, и с капиталом – приданым. Зря что ли я столько лет горбатился, и отец мой пахал, и дед, чтобы ты бесприданницу в жёны взял? Не дури! Ну, хороша, ну, молода. Так что с того? Таких дуняш будет в твоей жизни сколько хочешь… А мы – купцы, и цену копейке понимаем. На том стоим.
— Нет, батя… Таких больше не будет. Одна она на всём свете, — с горечью и слезами в голосе сказал Матвей и вышел.
Мать Матвея, слыша разговор, вышла из-за занавески и с мольбой взглянула на мужа.
— Что? – закричал купец. – И ты туда же? Все вы на моей шее сидите. И он пока не оперился. Какая женитьба? Подождёт. Раз дурак. Раз ума до сих пор не набрался!
Отец вышел из дома, хлопнув дверью.
Матвей, даже не повидавшись с Дуней, уехал к дядьке. Он чувствовал, что мир изменился для него с этих пор – стал неприветливее, суровее и холоднее. Не в силах идти против воли отца, парень покорился судьбе и старался выбросить мысли о Дуняше из головы… Но из сердца так и не смог.
Через три года Матвея женили на купеческой дочери, тонкой и бледной, болезненной Глаше. Матвей жену не обижал, жалел и лелеял как мог. Глаша родила ему двух дочерей, но часто болела, лечение ей помогало лишь отчасти и на время.
Матвей трудился в поте лица с утра до вечера, как было принято в его семье. Дела его торговые шли хорошо. Немалое приданое, которое он получил за Глашу, и помощь отца поставили его в ряд успевающих людей купеческого сословия их круга. Семья его ни в чём не нуждалась, девочки росли воспитанными, мать прикладывала все силы, чтобы они были умницами. Чуть стали невеститься – отдали дочерей замуж. После этого вскоре Глаша скоропостижно скончалась от чахотки.
Матвей был безутешен. Хоть и не было у него такой сильной любви к Глаше, как он любил в юности Дунечку, но за годы супружества Матвей оценил ласку и тепло Глаши, её умение вести хозяйство и доброту. Одним словом, теперь стало пусто и в доме, и в душе…
Поехал Матвей в отчий дом навестить отца и мать своих, пока те живы, справиться об их здоровье.
А на пороге родного дома первой и повстречал Дуняшу. Красивая женщина, уверенной походкой шла к дому с рынка, неся большую корзину с провизией.
Дуняша сразу признала Матвея и ахнув, чуть не выронила ношу. Матвей подхватил корзину и помог занести в дом. Родители плакали при встрече. Обнимали сына и жалели об его утрате. Седой отец держался всё так же бодро, но годы не пожалели его – теперь это был старик. От былой хватки и силы остался только характер. Старик часто болел и ругал всех докторов, не умеющих вернуть ему силы и молодость.
Мать, тихая и бессловесная по жизни, стала верховодить в доме, нанимала слуг и помощников для работы в лавке, следила за всем хозяйством и жаловалась на непутёвых соседей и рыночных торговцев.
Улучив время, Матвей спросил у матери о Дуняше. Оказывается, Дуня после смерти своей матери стала стряпать у них и так до сих пор не оставила своих благодетелей. Дуня замужем, имеет троих сыновей, а муж её – сапожник Николай, сильно пьёт, правда, Дуняшу не обижает, а даже побаивается её гнева.
Матвей вздохнул и вышел на вечерней зорьке на крыльцо. Он словно вернулся в юные годы, всё было по-прежнему в родном доме. Ничего не изменилось с тех пор. Это и удивляло, и согревало душу. Он уже собирался уходить в дом, чтобы лечь спать, но почувствовал за спиной чьё-то присутствие… Оглянулся. Это была Дуняша. Она смотрела не него со странной щемящей тоской. И он понял, что она думает сейчас о том же, и чувствует сейчас то же, что и он.
— Да, Дунечка… Вот и время пролетело. И всё так: и дом, и сад. Только мы изменились. Что, сильно я стар?
— Что вы, Матвей Григорьевич, полно вам на себя наговаривать. Вы ещё молодцом. А вот батюшка ваш заметно сдал последний год. Бережём его как можем.
— Бережёте… А он вот в своё время мне жениться на тебе запретил, Дуня.
— Я знаю, — еле слышно прошептала Дуняша. – Мне матушка ваша потом сказывала. Мы поплакали вместе не раз. А что поделать? Так уж судьба решает за нас. На всё воля Божья…
— Была бы воля Божья ещё раз жизнь прожить, я бы не стал тогда батюшку слушать, Дуня. Знай это. Виноват я всё равно перед тобой.
— Что вы, Матвей Григорьевич. Нельзя родителей ослушаться. Прокляты будем.
Она повернулась и ушла в сумерки сеней. Послышались перестукивания посуды, тазов и пустых ведер.
Матвей уехал домой в город. Он стал чаще писать матери, спрашивая о здоровье отца. По весне старик скончался, Матвей ехал хоронить его и сердце его сжималось от череды потерь. Он чувствовал, что теряет самых близких людей, словно рвётся вокруг него цепочка рук, родных, надёжных, тёплых… И остаётся он один в многолюдном городе, каменном и холодном.
После похорон отца были поминки. На стол накрывала Дуняша с помощницами. Дуня и Матвей едва поклонились друг другу. Дуняша была в чёрном платке с бледным лицом и опухшими веками.
Мать, сидевшая рядом с Матвеем, почти ничего не говорила. Она еле заметно раскачивалась на стуле, словно в такт своим горьким мыслям, как рябина на ветру.
— Смерть не уходит из нашего дома… — вдруг сказала мать, не отрывая глаз от белой скатерти. – Вот и Дуня месяц назад как овдовела. До сих пор, бедняжка, винит себя, что не досмотрела за мужем. Он, видишь ли, пьяный из кабака вышел, да и завалился в канаву. Не сразу она его нашла впотьмах. Он и простыл так, что не выкарабкался…
Матвей был поражён таким совпадением. Но мысль о том, что Дуня теперь одна, свободна, вдруг окрылила его настолько, что он застеснялся быть замеченным в ободренном настроении.
После поминок он проводил мать спать, дав ей выпить валерьяны. Затем вернулся на кухню, где ещё прибирала посуду Дуня.
— Слышал, Дуняша, я и о твоём горе. Смерть, как говорят, не приходит одна…
Дуня взглянула на него печально и промолчала. А он положил перед ней конверт с деньгами.
— Не обижайся, возьми. Детям твоим пригодится. В горе положено помощь принимать… И ты вот что. Прости меня заранее, но я должен тебе сказать. Понимаю, что не время совсем и не место сейчас. Но… больше я тебя не упущу, как хочешь это понимай. Сейчас я уеду, Дунюшка. Траур, и пусть всё успокоится и уляжется боль вся на дно…Чтобы по-христиански, по- человечески. Но ты знай, что я приеду за тобой. Слышишь? Обещай, что ждать будешь…
Дуня зарыдала и, кивнув, уткнулась лицом в концы своего платка. Она взяла конверт и попыталась поцеловать руку Матвею. Но он отдёрнул ладонь и, прижав к груди Дуняшу, обнял её нежно и погладил по голове, как в детстве. Будто перед ним была не зрелая женщина, а та малышка-девочка, которую он когда-то носил на руках…
Автор: Елена Шаломонова
Художник: Елена Сальникова
