— Ну, что ты мне сделаешь? — маленький бритоголовый паренек вышел вперед, злобно сверкнул темно-карим цыганским взглядом и сплюнул в сторону Нины, — Я все равно сбегу!
Лицо у цыганенка было худое, грязное, под левым глазом синел большой фингал. Подрался или обидел его кто?
Цыганенок увидел, что Нина пристально рассматривает его и отвернулся, то ли от злости, то ли от смущения...
Нина помнит о том, как давным-давно, будто бы в прошлой жизни, она впервые увидела их: измученных, голодных, немытых детдомовских ребят. Во время войны их спешно эвакуировали из городских детских домов и развозили по деревням в тылу.
Некоторые из них были настолько истощены, что не могли перенести долгой дороги и умирали в пути. Их худые, тщедушные, маленькие тела наспех закапывали около железной дороги сами воспитатели. Каково это — каждый день видеть, как дети умирают от голода и холода? Чем наполняется душа, когда каждый день своими руками хоронишь детей? Страхом? Болью? Отчаянием? Или к такому, в конце концов, можно привыкнуть?.. Нина боялась подобных мыслей, но не могла прогнать их из головы.
Некоторые дети держались в пути из последних сил. Жизнь, казалось, еле теплилась в их слабых и истощенных телах. Их выносили из вагонов на руках, укутав в одеяла. По деревням развозили на санях и подводах.
Нина помнит о том, как однажды она пришла на работу, и директриса Клавдия Егоровна с бодрой улыбкой торжественно объявила ей:
— Нина Петровна, принимай подопечных. Воспитатель, сопровождающая их, заболела. С поезда прямиком в медпункт увезли. Говорят, воспаление легких... Ну ничего, ты же у нас опытная, и без нее справимся! — женщина твёрдым шагом подошла к Нине и ободряюще похлопала ее по плечу, — Пятнадцать детей я уже отправила в Уктымский интернат, но там койкомест больше нет, поэтому все остальные — твои. Мальчики, возраст 8-10 лет. Обучай, воспитывай в строгости и справедливости. Если будут сильно хулиганить — зови Алексеича, у него ремень кожаный и палки для устрашения в подсобке. имеются.
Нина тогда большими испуганными глазами посмотрела на директрису. Но ничего не ответила, молча проглотила свой страх. Взяла список и пошла проверять, как дети устраиваются в школьном пристрое, который должен был стать их «домом».
Нина помнит, как ужаснулась убогости помещения, в которое привели детей. Длинный узкий пристрой с обшарпанными стенами раньше был школьной раздевалкой. Сейчас тут соорудили двухъярусные кровати и поставили печь, которая, к удивлению Нины, была не растоплена.
— Почему тут так холодно? — спросила Нина у завхоза, на что хромой старик Алексеич ответил, что сходит за печником завтра утром.
— Сам не пойму, чего она не топится — дым валит и валит обратно. Завтра все делаем, хозяйка, не ругайся! — с заискивающей улыбкой пробормотал Алексеич.
— Сегодня делайте, — строго сказала Нина, сверкнув глазами в сторону мужчины, — заморозим детей, и так намерзлись они в поезде и в дороге.
— Да когда ж сегодня — день-то не резиновый! — заворчал Алексеич.
— Это дети, а не куклы! Вы сами тут пробовали оставаться на ночь? Тут ветер гуляет, — для большей значимости Нина сжала руки в кулаки, — Идите, Виктор Алексеевич, за инструментами, за печником, да хоть за самим лешим! В лепешку расшибитесь, но чтоб к ночи тут тепло было.
— Ишь, кулаки сжала, того гляди кинется бить, — заворчал себе под нос Алексеич, выходя из пристроя.
Нина оглядела мальчиков, пересчитала. Они копошились на кроватях, не обращая на нее внимания. Кто-то спал, кто-то смотрел в потолок, кто-то играл в карты. Лица их были грязными, головы обриты налысо. Худые, одетые кто во что... У Нины защемило в груди. Но она знала, что нельзя поддаваться жалости.
— Давайте познакомимся. Меня зовут Нина Петровна, я ваша учительница, — громко и строго сказала Нина и почувствовала, как коленки ее затряслись от волнения.
Мальчики неохотно оторвались от своих занятий и повернули головы к Нине.
— Как вам известно, ваша воспитатель больна, поэтому следить за вами буду я. Буду вам «мамой», так сказать...
Нина и сама не знала, зачем добавила последнюю фразу. Позже, ознакомившись с делом каждого ребенка, Нина прокручивала свою приветственную речь в голове и думала, что это было очень глупо, назвать себя «мамой» мальчишек, которые уже настолько привыкли к одинокой, беспризорной жизни, что слово «мама» для некоторых из них звучало, как злая насмешка. Как бы то ни было, Нина хотела, как лучше...
— Пошла к черту! — неожиданно громко выкрикнул резкий мальчишеский голос.
Эта колкая фраза разрезала холодный и сырой воздух возле Нины на две части. Ее словно окатило ледяной водой. Она мысленно постаралась сказать себе, что это дети. Это всего лишь дети. Они не могут быть злыми...
— Кто это тут такой невоспитанный? — как можно добродушнее ответила Нина и попыталась выдавить на лице подобие улыбки,
— В гостях — и сквернословить с порога! Разве это хорошо? Ну, выйди, не бойся, познакомимся лично.
Голос Нины звучал ровно и спокойно, но все внутри дрожало от волнения и страха.
— Ну, что ты мне сделаешь, курица деревенская? Пошла к черту, говорю тебе! — маленький бритоголовый паренек вышел вперед, злобно сверкнул темно-карим цыганским взглядом и сплюнул в сторону Нины, — я все равно сбегу!
Лицо у цыганенка было худое, грязное, под глазом синел большой фингал. Подрался или ударил кто?
Он увидел, что Нина пристально рассматривает его и отвернулся, то ли от злости, то ли от смущения.
Остальные мальчики с интересом слушали их словесную перепалку. Почти все глаза были устремлены на Нину: кто смотрел со страхом, кто с ехидной усмешкой, а кто с жалостью. Нина набрала в лёгкие побольше воздуха. Помощи ей ждать неоткуда: Алексеича сама отослала за печником, а директриса убежала по неотложным делам.
— Я же помочь вам хочу. Я к вам — с добром, как и все остальные здесь. Вас, в конце концов, из города привезли, чтобы вы здесь выжили, а не погибли в городе от голода и холода, — сказала она, обращаясь к бунтарю.
— Нам вашей доброты не надобно, — огрызнулся мальчишка, дерзко и вызывающе вздернул подбородок.
По лбу его проползла жирная вошь. Нину замутило, но она не подала вида, что ей нехорошо, только оперлась рукой о холодную стену.
— Ну что же. Тем не менее, у нас здесь, в школе, есть свои правила. Так же, как в любой семье. Главное правило большой семьи знаешь? — снова обратилась она к мальчишке, стараясь не выдавать своего волнения.
— Знаю, — пробубнил цыганенок, — не слушать всяких деревенских кур!
После этих слов он пробежал мимо Нины к двери, толкнув ее так, что она потеряла равновесие и упала на деревянный пол.
— Парни, бежим отсюда! Уж лучше на воле ворами и бандитами быть, чем бабам подчиняться.
Нина поднялась с пола и встала перед мальчиками бледная и строгая.
— Ну, чего встали? Пойдемте, парни! — цыганенок обернулся, ожидая поддержки товарищей.
Несколько человек неуверенно двинулись за главарем, остальные мялись на своих местах, опустив головы.
— Эх вы подкаблучники! — процедил сквозь зубы цыганенок и снова смачно сплюнул на пол.
Мальчики стояли и не шевелились. Они устали, хотели есть и спать. Но сказать об этом вслух никто не решался. На долгую минуту в комнате, наполнившейся вечерними сумерками, повисла тишина. Бледные, худые, изможденные лица выражали покорность судьбе. Потом кто-то зевнул, кто-то полез обратно на кровать досыпать.
— Кухарка похлебку сварила для вас, — наконец сказала Нина, повернувшись спиной к тем, кто решил уйти, — все, кто хочет есть, стройтесь парами и идите за мной. А кто бежать хочет — пожалуйста, дверь открыта, держать я вас не буду. Бегите. Хоть сразу к врагам! Мужчинам, нападающим на женщин в тылу, только туда дорога.
Нина вышла из спальни, встала у окна, сжав руки в кулаки, потом вытерла злые слезы, обернулась и, к своему удивлению, увидела семь пар детей, взявшихся за руки, у входа в комнату. Пятнадцатый бунтарь взял свою котомку и пошёл к выходу, бормоча под нос ругательства.
Мальчиков накормили постной похлебкой с кусочком черного хлеба. Ели они так жадно, что Нине снова стало их нестерпимо жаль. Совсем ещё дети, а уже столько тягот испытали, столько ужасов увидели. И некому их было приласкать, обнять, сказать, что все будет хорошо, что война когда-нибудь закончится...
Вернувшись в спальню, Нина стала помогать мальчикам застилать кровати, разбирать немногочисленные вещи и аккуратно складывать их в две тумбочки, что стояли в углу спальни.
Она спрашивала имена у тех, кто шел на контакт. Сережа, высокий парнишка со светлыми бровями и ресницами, мать которого умерла от туберкулеза несколько лет назад, а отца посадили за убийство, признался Нине:
— Такие, как мой отец, хуже любого врага. Враги чужих бьют, а он нас с мамкой бил.
Максим, рыжий и веснушчатый паренек, сначала огрызнулся на Нину, а потом неожиданно разревелся — его сестру отправили с отрядом девочек в соседнюю область. Он боялся, что никогда больше не увидит ее.
— Ну что ты, вот увидишь, Максим, наши непременно победят, война кончится, и вы вернетесь в родной город: и ты, и сестра, — сказала Нина и обняла парня за плечи, ей хотелось верить, что все будет именно так.
Постепенно в общий разговор втянулись и другие ребята. А после уборки Алексеич повел мальчиков в баню. Печь к тому времени была сделана, растоплена и тепло от нее согревало каждый уголок спальни, делая ее немного уютнее и гостеприимнее. Из бани парни вернулись чистыми и как будто совсем другими: лица посветлели, а на щеках заиграл румянец.
После ужина в школу пришла директриса. Нина сразу же обратилась к ней по вопросу, которым была сильно обеспокоена.
— Клавдия Егоровна, у некоторых мальчиков нет теплой верхней одежды. И та, что на них — совсем плохая. Что будем делать?
Женщина вздохнула устало, присела на стул.
— Своими силами искать, Нина Петровна. А как же еще? У людей просить придется, у себя искать, у родни...
Клавдия Егоровна помолчала, а потом сказала строгим голосом, посмотрев Нине прямо в глаза:
— Мне по пути в школу мальчика передали. Из рук в руки, так сказать. Женщина одна его поймала у себя во дворе. Как-то пролез, наверное, что-то своровать хотел, не успел... Наш мальчик, детдомовский. Он мне сказал, что это ты его прогнала. Как это понимать, Нина?
— Я его не прогоняла. Я… — Нина замялась и покраснела, подбирая правильные слова.
— Ты хоть знаешь, Нина, под какой удар ты меня подставила? А если проверка приедет? А если до руководства донесется? — женщина негодующе посмотрела на Нину, — детей этих я передаю Татьяне Ивановне, а ты завтра выходи, замещать ее будешь в начальных классах.
Нина пыталась что-то сказать в свое оправдание, но директриса и слушать ее не стала. Сжав кулаки и зубы, Нина выбежала из кабинета и словно напоролась на острый, темно-карий цыганский взгляд.
Мальчик сурово смотрел на нее в упор, Нина покраснела еще сильнее, отвела глаза, чтобы мальчишка не видел ее слез, и быстро прошла по коридору к выходу.
Нина помнит, как впервые услышала его имя. Она тогда подумала: звучно. Ян Ворончак, именно так звали нахального цыганенка, который так несправедливо поступил с ней.
Нина, выросшая в большой любящей семье, где ее нежили и баловали, никогда не задумывалась о том, что есть в мире другие дети — несчастные. Дети, которых не любят, бросают на произвол судьбы, дети, которые теряют своих близких, оказываются на улице без еды и крыши над головой. Такие дети рано взрослеют и часто бывают озлоблены на весь мир за то, что он так несправедлив к ним. Именно таким ребенком был Ян, так подумала Нина. Но это были ошибочные выводы...
Спустя несколько дней директриса Клавдия Егоровна пришла к Нине. Ее визит стал для Нины такой неожиданностью, что она не сразу догадалась предложить гостье войти.
— Нина Петровна, должна вам сказать, что я виновата перед вами, — начала Клавдия Егоровна, — я, не разобравшись в ситуации, незаслуженно обвинила вас. Грешна! Пришла уставшая и свое недовольство обрушила на вас. Разве же я знала, что этот мальчик не социализирован? Разве меня предупредили о чем-то, когда их всех привезли? Кинули мне пачку дел, посадили детей на подвозы и все — дальше разбирайся с ними, как хочешь, Клавдия Егоровна. Сама проблемы расхлебывай, сама воспитывай… Мне ведь только сегодня сообщили, что этот парнишка несколько раз порывался сбежать еще по пути сюда. Один раз чуть на ходу из поезда не выпрыгнул, хорошо, успели поймать.
Нина с пылающими щеками смотрела на Клавдию Егоровну. Ей показалось удивительным, что эта женщина, никогда не сомневающаяся в принятых решениях, вдруг взяла и изменила свою точку зрения.
Они сидели за столом, Нина встала, чтобы налить директрисе травяного чая, и увидела за окном знакомую худую фигурку. Цыганенок! Стоит, переминается с ноги на ноги, видно, замёрз. На нем — длинный, не по размеру, тулуп, валенки и меховая шапка-ушанка. Неужели сам повинился?
Директриса, проследив за взглядом Нины, тоже посмотрела в окно.
— Ах да… Ян. Он настоял, что пойдёт по мной. Заходить, правда, не захотел — стесняется после всего, что натворил, — лицо Клавдии Егоровны вдруг просветлело, и она быстро-быстро стала рассказывать Нине свежие новости, — Немного верхней одежды нам уже удалось вытребовать у вдов. Маруся Яшина до последнего не хотела фуфайку мужа отдавать, но ничего, одумалась. Вот ведь упертая, не хочет верить похоронке, и все тут. Всем твердит, что живой её Петя, и вернётся домой. Да как он вернется, если похоронка получена?.. И вообще, одежда живым детям прямо сейчас нужна! Живые же важнее мертвых...
Нина не дослушала, накинула на плечи цигейку и вышла в сени. А вернулась в дом с мальчиком.
— Садись, я тебе тоже кипятка налью. Руки, наверное, отморозил!
Ян смущенно молчал, но от горячего чая не отказался. Его лицо было совсем другим: без той дикой, звериной злобы, которая переполняла его при их первой встрече. Он был, казалось, спокоен и даже миролюбив.
— Обещал не сбегать, если я вас снова воспитателем к ним назначу, — Клавдия Егоровна многозначительно посмотрела на Нину, потом на мальчишку, — Смотри, Ян, ослушаешься, я тебя обратно в город отправлю!
Допив свой стакан чая, директриса засобиралась в школу.
— У меня ещё отчёты не сданы. Война войной, а школьные отчёты сами себя не напишут. Ян, пойдём, я провожу тебя, — Клавдия Егоровна обернулась к Нине и добавила тоном, который не терпит возражений, — Нина Петровна, завтра к восьми утра жду вас на планерке в учительской. Надеюсь, мы друг друга поняли и никаких недомолвок между нами не осталось.
— До свидания, Клавдия Егоровна, — улыбнулась Нина.
Цыганенок обернулся на пороге и внимательно посмотрел на Нину. Без деланной злости и надменности его взгляд казался открытым, ясным и даже красивым.
— Простите меня, Нина Петровна, я не знал, что вы в положении... — Ян опустил голову, помолчал, потом стукнул себя ладонью по лбу, — я ведь знаю, что это такое, и что вам нервничать нельзя. Я очень виноват перед вами. Простите...
— Я не сержусь, Ян, все хорошо, правда, — Нина тронула Яна за плечо, — я рада, что ты все понял.
Ян поднял голову и на темных глазах его блеснули слезы.
— У меня мама в положении… Была в положении. Погибла при бомбежке. Вместе с маленькой сестрой. А я… Не знаю, зачем я выжил… Лучше бы с ними тогда был. Лучше бы всем вместе нам погибнуть...
Ян вытер рукавом лицо и выскочил на улицу.
Нина после его ухода долго стояла, прислонившись к дверному косяку, держалась за пока еще незаметный живот, в котором и вправду рос ребенок.
Полгода назад муж Нины, Тимофей, был тяжело ранен в бою, но, к счастью, выжил. Два месяца он провел в госпитале, после чего его отправили в отпуск на родину, чтобы восстановить силы. После отпуска Тимофей вернулся на фронт, а Нина через какое-то время поняла, что ждет ребенка...
Нине непросто приходилось с детдомовскими мальчишками. Она плохо разбиралась в их жаргоне и часто не понимала, о чем они говорят между собой. Первое правило, которое было установлено в мальчишеской спальне — не сквернословить. Но выполнялось оно через раз.
Нина привыкла доверять людям, мальчишки же не верили никому, и, что хуже — сбегали из интерната и воровали у местных все, что могли ухватить. На улице могли сорвать с прохожего шапку или выхватить у проходящей мимо женщины из рук котомку. Люди были недовольны и, когда жалобы дошли до директрисы, та вызвала Нину на серьёзный разговор и попросила немедленно пресечь у детей такое поведение.
— Нина Петровна, если сложно вам с ними, не справляетесь, то не молчите об этом. Будем внедрять более жесткую систему воспитания. А то, видите ли, мы их кормим, одеваем, учим, стараемся дать им всем самое лучшее, а они ничего не ценят!
После примирения с Яном, Нина попросила его об одной услуге — помогать ей организовать ребят. Ей хотелось направить парня на нужный путь. Она подумала, что если она сделает его своим главным помощником, эта возложенная ответственность убережет его от глупых и необдуманных поступков.
И у нее получилось. Ян начал осознавать свою важность для Нины и для всего коллектива, а в некоторых ситуациях Нина давала ему понять, что без его помощи ей просто не справиться. Ян гордился своей новой ролью и прилежно исполнял свои обязанности.
В этот раз Нина тоже сначала решила поговорить с Яном. Он помогал ей поддерживать в классе дисциплину, ребята его уважали и даже побаивались. Молодую же учительницу любили, но её мнение стояло на втором месте после мнения главаря.
— Сейчас мы все одна семья, парни. И если кто-то из семьи совершает позорные поступки, тень падает на всех, — кричал Ян в спальне, встав на деревянный табурет, как настоящий оратор.
— Ой-ой, кто-то сам недавно говорил, что быть вором и жить на воле, никому не подчиняясь — это хорошо, — пытались оправдать себя виноватые.
— Мне за тот поступок перед вами стыдно, — искренне ответил на обвинение Ян, и смуглые щеки его покраснели, — а особенно стыдно перед Ниной Петровной. Она же нам, как мама, с самого начала. Любит нас и все прощает — все глупости.
Внезапно кто-то с дальней койки хихикнул:
— Мама Нина!
И по цепочке друг за другом понеслось: «мама Нина», «мама Нина»...
Сердце Нины так и подскочило от удивления, смущения и от нежности к этим ребятам. Она стояла у стены, пытаясь сохранить строгое лицо, и думала о том, что они и вправду стали ей, как родные — эти парни. Порой с ними было не просто, но они доставляли ей массу радостных эмоций.
— Мама Нина, мама Нина, — хором скандировали мальчишки.
Вот так она и стала мамой Ниной.
Летом Нина родила сына. В школе шутили, что у мамы Нины родился шестнадцатый сын. Нина назвала его Борисом.
Отдыхать и наслаждаться материнством было некогда. Привязав младенца платком к груди, Нина ходила вместе с мальчишками на полевые работы, положив кулек с сыном в тени под кустом, она работала на сенокосе наравне со всеми.
Жили дружно, но время было тяжелое, весь урожай зерна и овощей отправляли на фронт, а в тылу многие голодали. Когда было совсем голодно, Нина с мальчиками шли на луга собирать клевер и лебеду, чтобы вместо хлеба испечь травяные лепешки. В такие моменты Нина поддерживала оптимизм и бодрость духа в мальчишках, как могла. Главное — не раскисать, не падать духом и верить в лучшее.
И Яну она всегда говорила о том, что оптимизм помогает даже тогда, когда кажется, что уже ничего не поможет...
Нина помнит, как в начале осени ей с мальчиками было поручено убрать школьное картофельное поле. Располагалось оно за селом, возле самого леса. Работа у мальчишек кипела быстро, работали в парах: один выкапывал вилами куст, другой складывал картошку, сортируя ее по ведрам на мелкую и крупную.
На ужин Клавдия Егоровна разрешила им запечь немного мелкой картошки. Парни ждали этого, как праздника — картошка, запеченная на костре, что может быть вкуснее? Поэтому работали все дружно и весело. Когда солнце клонилось к закату, а работа подходила к концу, двое мальчиков во главе с Яном принесли дров и разожгли посреди поля костер.
Нина тоже работала в паре с одним из парней, Володей по кличке Долгий. Был Володя в свои неполные 10 лет таким высоким, что выше него в их школе никого не было. Володю звали достать что-то с самой верхней полки. Он всегда дальше всех видел и больше всех слышал, то ли из-за своего роста, то ли потому что просто был наблюдательным.
Вот и в тот день именно Володя Долгий первым заметил волка. Зверь выходил из леса и медленно, сверкая глазами и рыча, продвигался к спящему под кустом Борису.
— Спасайтесь, волк!!! — закричал Володя изо всех сил.
Парни замерли от страха на своих местах. Нина, до смерти напуганная и бледная, сорвалась с места и побежала по полю навстречу хищнику. Лучше пусть ее разорвет, но дитя свое она не отдаст на съедение зверю.
Она остановилась в паре шагов от сына. Только сейчас Нина увидела, что волк значительно больше обычного пса. Но медлить было нельзя, одним прыжком Нина преодолела отделявшее ее до сына расстояние и упала, накрыв его своим телом, а потом зажмурилась, приготовилась к смерти...
Каково это — когда тебя разрывают на части? Жуткая мысль пронеслась в голове... Но внезапно Нина услышала позади себя дикие вопли. Она открыла глаза и увидела кричащего Яна с горящей палкой. Видимо, он вытащил ее прямо из костра. Волк попятился назад, но потом злобно зарычал на парня. Нину затрясло от страха, но не за себя, а за бесстрашного мальчишку, который сейчас рисковал жизнью ради них с Борисом.
— Немедленно уходи! Беги в село за помощью, слышишь меня? — закричала она Яну.
В это время волк одним прыжком перескочил через Нину с ребенком и стал медленно подходить к Яну, чувствуя свое превосходство.
Нина краем глаза видела, как несколько мальчишек побежали с поля в сторону села. Ян стоял со своим самодельным факелом напротив волка и взгляд его темных глаз был наполнен не страхом, а яростью. Цыганская кровь кипела в его жилах, наполняя сердце смелостью, а тело ловкостью.
— Я маму с сестрой уже потерял. А вас не потеряю. Лучше сам умру, — кричал парень, не сводя глаз с волка, а потом стал наступать на зверя с воинственными воплями, размахивая перед его мордой горящей палкой, которая больше дымила, чем горела.
Волк попятился, испугавшись дыма и огня. Сверкая глазами и злобно скалясь, он нехотя стал отходить к лесу. Потом Ян совсем расхрабрился и, максимально приблизившись к волку, изо всех сил ткнул ему факелом в морду, целясь в глаза. Зверь отпрыгнул, заскулил, тогда Ян стал наступать на него, тыча факелом куда ни попадя. В это время на помощь к нему подоспели еще несколько мальчишек, вооруженных вилами. Все вместе, размахивая вилами и крича, они стали гнать волка подальше от Нины с ребенком, пока зверь, рыча, не скрылся в лесу.
Нина села на землю, прижав к груди плачущего сына. Бориса разбудила суматоха и крики вокруг. У Нины из груди тоже вырывались глухие рыдания, по щекам текли слезы, она не могла унять колотившую ее дрожь.
Мальчики встали перед ней, не смея что-то сказать в ответ на ее слезы.
— Мама Нина, не плачьте, мы его прогнали... — сказал Сережа, самый бойкий и веселый из парней, он подошел к Нине и, не стесняясь остальных, крепко обнял.
После этого мальчишки, как по команде, бросились обнимать и успокаивать плачущую учительницу.
— Повезло вам, ребята. Волк был либо старый, либо сытый. Молодой и голодный не посмотрел бы на ваши факелы и вилы, разорвал бы всех, как пить дать... — сказал озабоченно Алексеич, прибежавший на помощь со старым охотничьим ружьем.
На следующий день Нина сказала Яну то, что давно уже вынашивала в себе, но все никак не решалась озвучить.
— Война закончится, не отпущу тебя обратно в детдом. Будешь жить в нашей семье, как родной. Ты и сейчас нам с Борисом, как родной... Сын и брат... — Нина подошла к изумленному парнишке и положила ладони ему на худенькие плечи.
— А как же ваш муж? Примет ли меня? — спросил Ян.
— Конечно, мой Тимофей тебя примет. Он детей очень любит. Я ему уже давно о своем решении в письме написала. Лишь бы живым вернулся... А там заживем! — Нина улыбнулась, улыбка вышла слегка грустная, — Тимофей только счастлив будет, что такой помощник у него теперь есть.
Нина заметила, как на глазах у Яна навернулись слезы, которые он хотел скрыть, повернувшись к ней спиной. Мужчины не плачут, они должны быть сильными — так он ей всегда говорил. А она ему отвечала, что плакать можно всем. О слабости говорят не слезы, а трусливые поступки...
— Вырастешь, учиться тебя в город отправим. С таким умом и с такой решительностью, ты можешь многого добиться в жизни. Выучим тебя, на ноги крепко поставим, а потом уже сам будешь жить, как тебе захочется, — Нина помолчала, потом спросила чуть тише и нерешительнее, — скажи, ты согласен, Ян?
Ян повернулся к Нине и ответил:
— Конечно, мама Нина, конечно!
Нина даже не пыталась скрыть слез радости. Так у нее появилось два сына...
Время шло, детдомовцы постепенно успокоились, перестали бунтовать и сильно проказничать, поняли, что все вокруг относятся к ним с добром и пониманием. Дисциплина в классе стала почти идеальной.
Во главе с Ниной мальчишки активно обустраивали уют в своей комнате — на обшарпанных стенах сменяли друг друга рисунки, на единственное окно Нина принесла из дома занавески, и Володя Долгий повесил их. А кухарка, которую все ласково звали баба Агаша, навязала из старых тряпок круглые половички и постелила их возле кровати каждого мальчика. Комната постепенно превращалась в уютный дом, куда ребятам хотелось возвращаться.
Директриса хвалила Нину за то, что она так ловко управляется с мальчишками. Нина отвечала, что, главным образом, это заслуга Яна.
— Как странно все складывается в жизни. Он был главным бунтарем среди них. Помнишь же сама, Нина Петровна, с чего все у нас начиналось? — задумчиво и немного грустно сказала Клавдия Егоровна, протягивая Нине чашку чая.
— Мне кажется, что именно такие люди способны управлять коллективом, и, пожалуй, целым миром, если сильно захотят, — не задумываясь ответила Нина.
Клавдия Егоровна внимательно посмотрела на молодую учительницу, а потом произнесла, понизив голос:
— Если кто-то их сильно любит и верит в них, то, конечно способны... Человек, которого любят, может все.
Нина помнит о том, как они плакали вместе с Тимофеем и Борисом, когда Ян, повзрослевший и возмужавший, уезжал из родного дома в город. Впереди его ждали несколько лет студенческой жизни. За плечами у него висел рюкзак, а в руке был крепко зажат отцовский коричневый чемодан. Вырос ее старший сын...
— Давай, сынок, чтобы все было путём в городе, без помощи не оставим... — сказал Тимофей и крепко обнял Яна.
Нина смотрела на Яна, любовалась им: темноволосый, смуглый красавец с дерзким цыганским взглядом. Не верилось, что он уже такой взрослый. Как сложится его судьба? Нине хотелось, чтобы он был счастлив и любим, тогда он многого добьется.
Борис, который в старшем брате души не чаял, вытирал слезы, глядя вслед удаляющемуся автобусу. Нина обнимала мальчика и шептала ему на ухо:
— Все будет хорошо, сыночек, брат будет часто навещать тебя... А когда ты вырастешь, тоже поедешь учиться в город, если захочешь. Поверь, время бежит очень быстро.
Много воды утекло с тех пор. Уже и младший сын Нины давным-давно выпорхнул из-под ее крыла, стал жить взрослой жизнью, обзавелся семьей. Нина не заметила, как промелькнули все эти годы. Жизнь всегда пролетает незаметно. Минуты тянутся, а годы летят — так у всех.
Кажется, уже очень давно Нина похоронила мужа и осталась вдовой. Кажется, она оставила далеко позади все беды и все радости жизни. Ее сыновья уже сами находятся в зрелом возрасте и не нуждаются в ее помощи и советах.
Но иногда Ян до сих пор звонит Нине и спрашивает ее мнения о своем новом изобретении. Нина ничего не смыслит в ядерной физике, но ей приятно слышать голос сына и ощущать гордость за него, ведь Ян, как она ему и пророчила, стал большим человеком — ученым.
Жизнь Бориса тоже сложилась хорошо и успешно, но радовал Нину своим вниманием гораздо реже. Нина не обижалась, понимала, что работа отнимает все его время.
Нина помнит...
Она помнит их первую встречу с Яном. Помнит его злые глаза, устремленные в ее сторону, помнит грязное, худое лицо, бритую голову. Помнит, как ее напугал этот цыганенок, сердце которого она впоследствии лечила материнской любовью.
А теперь он сидит на краю ее больничной койки — статный, хорошо одетый, гладко выбритый, держит ее за руку, сплошь покрытую венками и морщинами, и говорит бодрым голосом о том, что все обойдется, и «через неделю-две мама Нина поедет назад в деревню копаться на своих грядках.»
Нина улыбается Яну в ответ, сжимает его руку. Она знает, что ничего этого уже не будет. Просто Яну хочется, чтобы все было так. Она сама научила его быть оптимистом.
— Позвони Борису, сынок. Пусть приедет ко мне, хоть на пять минуточек. Боюсь не дождаться его...
Ян обещает позвонить брату. Он улыбается Нине на прощание своей лучезарной улыбкой, целует ее в лоб и тихонько прикрывает за собой дверь палаты.
В ночной тишине больничной палаты Нина думает о том, что закладывает в человека сильная и безусловная любовь? Почему в одних она будит ответные чувства, а в других усиливает эгоизм? Что формируют в человеке пережитые боль и страдания? Так ли сильны кровные узы, или важнее родство души?
У Нины нет ответов на эти вопросы. Она и не стремится их найти. Но она помнит. Помнит свою любовь к обоим сыновьям, любовь, которая красной нитью тянулась сквозь всю ее жизнь. Любовь, которая согревала ее в холода, освещала самую темную мглу и в тяжелые времена помогала ей выжить.
Эту любовь она не заберет с собой в могилу, не даст ей умереть. Она оставит ее сыновьям.
Чтобы они ее тоже помнили...
автор канал — #ПирогСКлюквой
