Мадам Пшонка с утра встала не с той ноги, а к вечеру её раздражал слишком громкий смех девушек из общей гримёрки варьете. «Ну, я вам сейчас устрою» — подумала она, подходя к двери, собираясь устроить разнос. Но девушки, словно почувствовав её приближение, замолкли.
Дверь скрипнула в абсолютной тишине. Мадам Пшонка в недоумении оглядывала притихших девиц.
— В чём дело? — грозно спросила она у мадемуазель Зизи, самой сообразительной из девушек.
— Вот, только что доставили — тихо сказала Зизи, кивая на стул.
Мадам Пшонка резким движением руки развернула лорнет и уставилась туда, куда показывала девушка.
На стуле лежала кукла, очень похожая по описанию на тех, которые появлялись у жертв таинственного убийцы, незадолго до убийства. О том злодее только и говорили в городе. Молва уже окрестила его «Кукольником».
Мадам Пшонка подошла ближе и оглядев куклу со всех сторон, произнесла:
—Та-ак… Кто это доставил?
— Я открыла свой шкафчик, а там… она! — заплакала новенькая — мадемуазель Мими.
— Чтобы никто… ни одна живая душа, вы слышите, никто не узнал ничего об этом происшествии! Только полиции нам здесь не хватало!
— Но мадам! Ведь вам известно, что означает появление куклы! Об этом нынче все газеты пишут! Кукольник избрал нашу Мими следующей жертвой! Кто, как не полиция её защитит? — вступилась за новенькую мадемуазель Кати, прижимая к себе дрожащую, как лист, старлетку.
— Это предоставьте мне! Я сама! Чёрт меня подери! А сейчас, все по местам. Пора репетировать! Он схватила куклу и направилась к выходу.
Выскочив в коридор, она прислонилась к стене. Робкие поначалу подозрения превратились в уверенность: убийца — её муж Михаэль. Наверняка это он! Она давно подозревала его. Сначала в неверности, позже, когда появились все эти слухи о «Кукольнике» — в убийствах девушек. В тихом омуте — черти водятся!
У её мужа была страсть: старые игрушки. Он подбирал выброшенные, покупал у старьевщика сломанные и чинил. Правда, не только кукол. Были и другие игрушки: животные, солдатики… с тех пор, как супруги похоронили своего единственного сынишку Даниэля, любовь к игрушкам приобрела у Михаэля нездоровый характер.
Как фурия ворвалась мадам Пшонка к мужу. Он сидел у окна и мастерил крошечные туфельки — должно быть для куклы.
— Михаэээль! — она встала перед ним, держа куклу за спиной. — Чем это вы заняты? Разве вы не должны быть сейчас на сцене и чинить механизм занавеса? Он с начала недели заедает. Может случиться очередной конфуз!
— Да, Клара, конечно. Я помню об этом. Как раз собирался пойти.
Он отложил молоточек и туфельку и посмотрел на жену поверх пенсне:
— А что это у вас за спиной?
— Вот, принесла вам показать. — она достала куклу и протянула её мужу не отрывая пытливого взгляда от его лица.
И надо сказать, что лицо господина Пшонки выразило полную гамму чувств: первоначальный испуг сменило весьма озабоченное выражение. Он осторожно взял у жены куклу.
— Неужели это одна из тех, что… — он пожевал губами, не решаясь закончить фразу.
— Не играйте со мной Михаэль! Я вижу вас насквозь! Откройтесь мне: это ведь ваша работа?
— Ааааа, нет! Нет. – господин Пшонка даже привстал со своего места. — Я впервые вижу эту куклу. Хотя она — он оглядел и даже понюхал её, — сделана мастером. Зачем вы всё же принесли мне её?
— Затем, чтобы вы рассказали мне всё. Я спасу вас. Спасу всех нас от позора!
— Но о чём вы говорите? Уж не думаете ли вы, что я…
Мадам Пшонка подошла к буфету и достала штоф и две рюмки. Быстрым и точным движением наполнив рюмки до краёв, она взяла одну себе, а другую предложила мужу:
— Пейте!
— Но мне надобно пойти смазать механизм занавеса… — сглотнув, сказал Михаэль.
— Сейчас, пожалуй, уже поздно. Сцена занята: девушки репетируют перед представлением. Пейте… — она проследила, как муж опрокинул в себя настойку и тут же налила ещё.
— Не надо, Клара. Зачем вы меня подпаиваете?
— Ах, Михаэль., друг мой! Как же давно не беседовали мы с вами по душам… с тех пор, как вы приударили за этой… как её… ну, симпатичная такая полечка…
— Не надо, прошу! — Михаэль, опрокинул в себя ещё одну рюмку и поморщился.
— Не хотите пить, так и не надо! — ласково сказала мадам Пшонка, убирая штоф на место. — Но расскажите мне, чем вы живёте? Я же вижу, как вы смотрите на девочек! Мне известно о вашем новом романе с…
— Не надо, Клара! — крикнул господин Пшонка и плечи его затряслись.
— Как угодно-с. Ответьте мне на последний вопрос, и я удалюсь.
— Извольте… спрашивайте.
Мадам Пшонка встала, обошла супруга и обняв его сзади за плечи, нежно прошептала в ухо:
— Вам нравиться убивать? Что вы испытываете, кромсая нежные, красивые тела своих жертв?
Господин Пшонка вскочил, и часто моргая глазами, попятился к выходу, защищаясь руками от своей жены.
— Вы… — крикнул он в отчаянии, — Вы ничего не знаете-с! Вы… ничего не понимаете-с! У вас одни лишь…
Пятясь, он споткнулся о порожек и упал навзничь, широко взмахнув руками, как дирижёр.
— Что у меня? Ну продолжайте же, Михаэль. Что у меня? Подозрения? Ну договаривайте же!
Но муж молчал. Она подошла поближе и крик застыл у неё в горле: господин Пшонка был недвижим. Убился, стукнувшись головой.
Клара была в смятении: за тридцать лет, что она прожила в этом браке, она успела привыкнуть к Михаэлю. Он был важным человеком в её жизни: её каблучок всегда имел поддержку в виде его спины. Что-то будет теперь? Надобно послать за околоточным, ведь налицо несчастный случай.
Она смахнула слезу: всё-таки жаль Михаэля! Но раскисать нельзя: до прихода полиции нужно собрать и спрятать его коллекцию. Не мужа, так хоть его честное имя сохранить.
И дело, возможно, не пострадает. Мадам Пшонка держала своё увеселительное заведение почти пятнадцать лет, и мысль о том, что придётся зарабатывать иначе, приводила её в ужас даже более, чем нелепая смерть Михаэля.
Она обшарила карманы трупа и взяла ключ от смежной комнатки, где муж хранил свою коллекцию кукол и игрушек.
Когда она оказалась внутри, то была поражена количеством самых разных вещей. Осталось принести мешки, чтобы разложив по ним игрушки, вынести их в безопасное место. Таким местом был подвал — там столько разнообразного хлама, что на мешки никто не обратит внимания.
Пока она наполняла игрушками мешок, некоторые куклы, опрокидываясь, противно ныли «ма-ма», но она упорно продолжала набивать ими нутро мешка, ломая куклам конечности и отрывая головы, чтобы больше вместилось. Наполнив первый мешок и перевязав его, она спустилась с ним в подвал.
Мадам Пшонка выбрала самую дальнюю клетушку и толкнула дверь. Та с противным скрипом отворилась и женщина отпрянула, уронив мешок: прямо на неё, с выражением ужаса смотрела Мими. Бедняжку связали, во рту торчал кляп. Лицо было разбито в кровь.
До мадам Пшонки дошла страшная правда: её муж не убийца! Настоящий убийца стоит за спиной. Она узнала его дорогой одеколон. Это был господин Смысловский, один из постоянных посетителей её заведения.
— Вы, Виктор Стефанович, с какой целью здесь? — обернувшись, она увидела острый клинок, напротив своей шеи.
— О, мадам! Вы и представить себе не можете, как мне жаль! — сверкнул глазами убийца. — Ваше заведение так мне нравилось! Наилучшее заведение! Эх молодость, молодость! Но, ваш муж, господин Пшонка без сомнения, угробит дело: ведь без вас он и шагу ступить не сможет!
— Господин Пшонка умер… — в задумчивости произнесла Клара. — Из-за вас.
— Вот как? — заинтересовался убийца. — Как это «из-за меня»?
— Я отвечу на ваш вопрос… — Клара вдруг ощутила пустоту внутри, усталость и равнодушие. — но сначала ответьте на мой: — зачем вы присылали своим жертвам кукол?
— Куклу! Куклу, дражайшая мадам! Её зовут Софи, как и её хозяйку. Все те куклы, что я посылал, точная копия той, что принадлежала девочке Софи. Бедняжка умерла от тифа и теперь её чистая душа вселяется в куклу, миссия которой предупредить о настоящем даре, который скоро получит та, кого я избрал. Я говорю о мученическом венце! Мой дар избавит её воздушных мытарств. Уж простите, но вам я не могу сделать такой подарок — слишком мало времени!
Смысловский резко выкинул руку с ножом, но Клара успела увернуться. От страха она закрыла руками глаза и стала горячо молиться, ожидая смерти. Послышался удар, затем к ногам её упало тело.
Она осторожно открыла глаза и посмотрела вниз: у её ног лежал щёголь Смысловский, а над ним возвышался силуэт покойного мужа. В руках он держал черенок от старой лопаты.
— Клара, я очнулся, тебя нет. Я подумал… — начал было он, но она прикоснувшись к нему, и убедившись, что он не призрак, перебила:
— Господи, Михаэль… ты жив! Какое счастье! — она обняла оторопевшего мужа, который давно не получал не то, что объятий — ласкового взгляда.
Вдвоём они освободили бедную Мими от верёвки. Связав убийцу, они закрыли его в подвале и поднявшись наверх, послали за полицейскими.
Господин Смысловский сознался во всех убийствах, но не раскаялся в них. Он утверждал, что все девушки, которых он замучил, приходят к нему, и благодарят его за дар, который он им успел вручить. В одно хмурое утро тюремщик застал Смысловского мёртвым. Тот улыбался, прижимая к себе куклу Софи.
Оказывается, накануне у него была посетительница, она и принесла куклу. Лицо дамы скрывала вуаль, но по мягкому малороссийскому акценту дежурный жандарм признал в ней хозяйку лучшего в городе заведения — мадам Пшонку.
