Крепка. Окаянная. Вечная. Первая любовь

— Какая любовь, вся голова седая, ну посмотри на себя, забыл сколь тебе лет… ой, батюшки, выдумал какую-то любовь в свои-то годы. – Тетка Лукерья плюхнулась на лавку, стала суетливо поправлять ситцевый платок, подвязывая потуже, в душе она еще надеялась, что племянник Иван передумает и откажется от пустой затеи.

А сватовство к молодой вдове Анютке она считала именно пустой затеей и глупостью. Ну, где это видано, чтобы мужик, которому пять десятков годов, на молодухе вздумал жениться, вон пусть ровню ищет. Ведь молодухе-то тридцати нет.

Иван, как мальчишка, стыдливо опускал голову, прятал глаза, тетка Лукерья после похорон матери пеклась о племяннике как о сыне, хоть и стал он почти седым.

— А детки что скажут? – Лукерья решила выбросить самый ценный козырь, лишь бы отказался Иван от Анютки.

— А с детьми я уже говорил, — Иван посмотрел тетке прямо в лаза, и его синий взгляд был затуманен от печали, от стыдливости что ли. Он и сейчас в свои годы все еще был хорош лицом. Только вот плечи чуть опустились, может из-за потери жены, что случилась два года назад, а может из-за тоски. – Поддерживают меня дети, так что не стыди ты меня, как пацана несмышленого.

— Ну как же не стыдить, она же в дочки тебе годится, у нее самой дитё малое на руках… а внуки твои? Что внуки скажут? – Лукерья ухватилась за эту мысль как за соломинку.

— Да не рви ты мне душу, Лукерья! Что скажут, то и скажут! Пусть сначала вырастут внуки, а потом и говорить будут деду… может мне еще по селу пройти и в каждый двор заглянуть, да спросить, что они скажут, — Иван расстегнул ворот рубахи, освободился, чтобы легче было дышать. – Да чего я тут с тобой разговоры веду, решено и все тут!

— А-ааа, Ванюша, бесстыдник, не хочешь слушать тетку, а ведь я жизнь прожила, я как лучше хочу. Больно молода Анютка, на кой она тебе… ты уж старый, глянь на свои седые волосы.

— Душа у меня молодая, — уныло ответил племянник. Потом поднялся, запахнул полушубок. – Ну, пойду я, надо будет чего помочь, скажешь…

— Тьфу ты, упрямец эдакий, втемяшил себе в голову любовь какую-то. Ну, скажи, какая любовь с тобой приключилась, чего удумал с этой любовью, — Лукерья, шаркая старыми тапками, пошла провожать Ивана.

— Какая, какая… первая может любовь! – Иван уже с раздражением выкрикнул. – Прожили мы с Евдокией, не обижали друг друга, думали, так все и живут. И только нынче, как Анютку узнал, понял, что любовь-то бывает, оказывается. Вон оно что получается! Так что думай, чего хочешь, а я женюсь. И Анютку не обижай ни словом, ни взглядом. Приходи в гости с чистым сердцем! – Иван сказал, как будто выдохнул, словно накипело у него на душе.

Полгода не могли привыкнуть односельчане к новой супружеской паре: он седовласый, серьезный, она – смущенная, русоволосая молодая женщина. Глянешь – вроде отец с дочерью, а присмотришься — муж с женой. И так они рядом с друг другом, что и в самом деле – первая любовь. А плечи у Ивана расправились. Как-то само собой. И взгляд ясным стал, уверенным, да и сам словно подрос чуть.

Прожили вместе четверть века, дочку вырастили. И давно уже никто не судачил, что с молодухой живет. И тетка Лукерья успокоилась, еще и век свой доживала у них.

А когда умер Иван Григорьевич, то к Анне Ефимовне вскоре посватались с соседнего села. Только она так сказала: — Не обижайтесь, но замуж я больше не пойду. У нас с Ваней любовь была, самая первая и последняя. А другой мне не надо.

Автор : Татьяна Викторова