Сильно сдал за последний год Иван Кирилыч. Когда-то сильные, привычные к длительной ходьбе и тяжестям ноги совсем отказывались служить. Руки, переделавшие за долгую жизнь кучу дел разной сложности, с трудом упирались теперь в поручни костылей, чтобы помочь хозяину дотащить ослабленное тело к месту назначения...
Помыв посуду после скромного завтрака, Кирилыч поплелся в комнату. Надо бы послушать «Новости» — вчера сосед-алкоголик Валет что-то болтал о новом законе насчет повышения пенсий и субсидий «детям войны»...
Тяжело дыша, Иван Кирилыч опустился в старенькое кресло. Обвел глазами комнату в поисках пульта от телевизора. Поздоровался взглядом с портретами жены Лидушки и сына Димки. Вздохнул прерывисто и глубоко. В один год ушли — сначала Лидия, через три месяца — Дима. Доконал обоих сахарный диабет.
Иван Кирилыч держался, пока была жива Лидушка. Не мог дать себе слабину — все, все было на нем: больница, уход после операции, рынок, стирка, глажка, уборка... Небольшая квартира всегда сияла чистотой; порядок был образцовым. Приученный матерью с детства к чистоте и опрятности, Кирилыч закрепил детские навыки в армии. Служа в роте глубинной разведки, научился еще кое-чему...
Усмехнулся Кирилыч, вспомнив армейские годы. В роте было двадцать человек. Отбор строжайший: уж больно высоки были критерии оценки призывников в эту роту. Не только физические данные учитывались. Отбирали ребят, обладавших сильным духом, прошедших сложнейшие психологические тесты на разных уровнях. Красивый парень из деревни на Виничине подошел идеально.
Волна памяти подхватила-понесла мысли Ивана Кирилыча все дальше и дальше от берегов реальности. Он прикрыл глаза, чтобы лучше рассмотреть плац воинской части в Германии. Вот он — Ванька — красиво сложенный, аккуратно выбритый, вертит сальто на турнике. А вот седой старшина Громов учит желторотых юнцов саперному делу в лесной чаще. Приемам борьбы Зеленского ребят обучал молодой СМЕРШевец Варваркин, безжалостно заставляя до изнеможения отжиматься на кулаках аутсайдеров...
Улыбнулся Кирилыч — ему ни разу не пришлось отжиматься на потеху остальным. Все приемы схватывал на лету. Великолепно овладел всеми видами оружия, которыми надо было уметь драться как в дальнем, так и в ближнем бою. Умел становиться тенью, если это было надо. Ребята шутили:
— Ванька как привидение: даже от пули сможет увернуться! — настолько ловок и точен в движениях был сержант Вертинский.
Задремал в кресле Иван Кирилыч. И увидел он себя на плоту, плывущем вниз по реке. На одном берегу — дочка любимая, Ирочка; внучата — Сашка, Алена и Дениска. С другого берега смотрят на него родители, Лидушка, Дима... Дочка с тревогой глядит, побежала по берегу вслед за плотом, кричит что-то — не слыхать, вода плещет-пенится. А Лидия рукой к себе зовет-манит... Молодая, красивая — такая, какой он увидел ее впервые и влюбился. Раз и навсегда. Эх, Лидушка! Как же ты, а? Одного меня оставила...
По лицу Кирилыча потекли светлые теплые слезы. Они-то и разбудили. Ну и пригрезилось! Река — это, стало быть, жизнь. По один бок — живые, по другой — те, с кем пришлось расстаться. И снова нахлынули воспоминания. Не противился им Кирилыч. Наоборот — только ими и жил.
Почему-то вспомнилась темная подворотня. Они с Лидией идут домой из кино. Словно продолжение боевика — темная фигура в подворотне.
— Дай закурить, мужик! — верзила, грубый голос, блеск стали в руке. Еще один подошел сзади, шумно дыша перегаром. Спиной Иван почувствовал — держит что-то тяжелое в руках. Лидия испуганно прижалась к мужу.
Иван полез во внутренний карман пиджака, достал увесистый портмоне, снял с левой руки часы, заодно вынул из кармана брюк серебряный портсигар.
— Угощайся, браток! Я не жадный!
— Гы-гы-гы... — расплылся верзила в щербатой улыбке. — Молодец, фраерок, правильно кумекаешь! И сам здоровенький, и баба твоя целая... Вали отсюда, покуда мы добрые...
Крепко держа под локоток почти обмякшую Лидочку, Иван быстро пошел прочь из темной подворотни. Дома жена спросила:
— Ваня, а ты мог бы сопротивляться им? Ты не подумай, я не считаю тебя трусом, тем более, что они были вооружены...
Улыбаясь, Иван погладил Лидочку по густым волосам.
— Лидушка, ты, моя родная, видать, забыла, что я тебе рассказывал. Я ведь подписку давал. Нельзя мне «на гражданке» применять мои знания и умения...
Ох, сколько было потом подворотен, темных подъездов, туннелей, подземных переходов! Не сосчитать... И везде Кирилыч либо делился с любителями легкой наживы, либо каким-то непостижимым образом договаривался; а пару раз случилось даже битым быть!
Новое воспоминание. День рождения дочки. Стол богатый, водочка. Выпили, закусили, еще, потом еще разок. Разговор мужчин затронул армейскую службу — как раньше было, да как сейчас. Все знали, где служил Кирилыч. Зять Юрка попросил:
— Бать, а ну-ка, вот я на тебя с ножом пьяный иду. Что будешь делать?
— Бери, сынок, нож, иди.
Захмелевший Юрка схватился за нож — острый, тюремной работы, с наборной ручкой. Гости притихли, женщины принялись Юрку увещать: уймись, мол, нашел развлечение — ножом махать... Словно оглохнув, Юрка замахнулся ножом на тестя. Сталь рассекла воздух, женщины завизжали, мужики повскакивали со стульев — унять буяна. А некого уже и унимать! Кирилыч по-прежнему непринужденно сидел на своем месте. Долговязый Юрка поднимался с пола, потирая ушибленную руку.
— Б-б-бббатя, как?! Как ты это... А ну-ка еще раз, чтоб я понял! — и снова к ножу потянулся. Но не достал. Неуловимым движением ноги Кирилыч отшвырнул любознательного зятя на диван у стены.
— Отдохни, сынок. Если хочешь — потренируемся завтра, на трезвую голову. Лады?
— Да не, бать. На трезвую я точно тягаться с тобой не стану! — хохотнул Юрка с дивана. — Зашибешь еще! А я молодой, жить-то хотца!
Кирилыч тряхнул головой. «Новости», поди, уже давно прошли. Надо бы сползать в магазин — хлеба совсем дома нет, а Ирочка придет ближе к вечеру...
В дверь позвонили.
— Иду! Макарыч, ты? — спросил Иван Кирилыч, и пошел открывать, тяжело упирая костыли в пол. Не дожидаясь ответа, открыл. И тут же отлетел назад, с трудом удерживая равновесие на костылях. «Ух ты, закалочка армейская, не подвела!» — успел подумать Кирилыч, и замер удивленно, разглядывая толкнувшего его визитера. Лицо парня показалось почему-то знакомым. Где-то я его видел... Но где?! Память потихоньку подводит, собака!
В просторной прихожей их было трое — два крепких парня и девица. Зоной от компании несло за версту.
— Чему обязан? — спросил Кирилыч, сохраняя самообладание.
— Ах ты, падло, еще и выеживается! «Чему обязан»! Ты бабки у меня в долг брал? Брал! Так гони должок, пока цел, кобель старый! — заверещала девица. Ее раскрашенное «а-ля апачи» лицо исказила гримаса дикой ненависти, короткие пальцы с грязными ногтями сжались в кулаки.
— Барышня, какие деньги?! Вы меня с кем-то путаете, ребята... Пожалуйста, покиньте мою квартиру! Пока я не рассердился! — Иван Кирилыч почувствовал вдруг прежнюю силу в ногах и отставил костыли к стене. Пятьдесят лет с лихвой прошло — можно, пожалуй, и нарушить подписку о неприменении приемов борьбы Зеленского!
— Ну, дед, ты, видать, из непонятливых! Сам виноват! — и один из спутников истеричной девки бросился на Ивана Кирилыча, выхватив из кармана нож. Через секунду его тело обмякло за спиной Кирилыча, который всего лишь уступил дорогу молодому урке. Удар о стену был настолько силен, что парень потерял сознание. Нож отлетел в комнату, завертелся волчком по паркету и скользнул под шифоньер.
Второй «кавалер» молча кинулся на старика и попытался накинуть на жилистую шею удавку. Ох, и напрасно он был так саомуверен! Легким, почти неуловимым движением Кирилыч прикоснулся к его груди. Бандит кулем грохнулся к ногам подруги.
— Помогите!!! Убиваааа-ааа-ааают! — завопила девица и стрелой вылетела прочь из квартиры.
Подоспевшие на вопли соседи, Валет и Леха, застали Кирилыча стоящим на коленях возле поверженных горе-грабителей. Он проверял пульс на их сонных артериях.
— Пацаны, звоните-ка в скорую — ноги опять не слушаются, я до телефона боюсь не дойти! А хлопчикам плохо, я чуть-чуть перестарался... На гражданке нельзя...
А я, дурак старый... Ээээх! Заодно и милицию зовите — кажись, совсем я этого парнишку... Того... Уработал... — и застонал Кирилыч горестно.
«Пацаны» вызвали и тех, и других — пусть разбираются: медики — с Кирилычем, вон, сердце в руках держит, задыхается; а менты — с ворьем... Валет узнал в одном из Кирилычевых визитеров рецидивиста, чей портрет красовался на остановке с надписью «Внимание, розыск!» А разбитая о стену физиономия второго оказалась знакомой и Кирилычу.
Он вспомнил, где встречался с этим молодым человеком: этой зимой он попытался отнять последнюю «пятерку» у самого Кирилыча, когда тот по гололеду шел из магазина домой. «Поскользнулся» паренек в тот раз, скользко очень было... Кирилыч помог ему подняться, извинения принял и попросил больше не приставать с вымогательствами к старикам — они ведь разные бывают...
— Эх, не сдержал слово парниша, не сдержал! Снова дедушку обидеть пытался! — горестно сообщил приехавшему наряду милиции Иван Кирилыч. — Вот и пожурил я его, да, видать, очень уж сурово, не по-стариковски! Вяжите меня, ребята!
— Отец, тебя-то за что?! — удивленно вскинул брови старлей. — Не убил ты ведь никого, хотя бы и стоило... Тебе спасибо огромное человеческое! Таких уродов задержал! Они ведь по пенсионерам одиноким работали, троица эта неразлучная! Грабили и убивали-калечили стариков! А насчет суровости твоего приговора — все правильно! Борьба Зеленского, верно? — и лейтенант весело подмигнул Ивану Кирилычу, защелкивая наручники на запястьях все еще не пришедшего в себя бандита...
Автор: Ольга Меликян
