«Аннушка, родная моя не уходи, прошу тебя» — держа в своих руках ладонь супруги, умолял Иван.
«Вань, ну что ты в самом деле куксишься, словно маленький? Ничто не бывает вечным, люди встречаются, люди расстаются» — успокаивала мужа Анна, гладя его по голове.
«Ну чего ты надумала уйти от меня, ведь все хорошо у нас было, и вдруг, ни с того, ни с сего уходишь, меня бросаешь» — не унимался Иван, целуя ладонь Анны, крупные слезы текли по его щекам.
«Успокойся, Вань, ничего страшного не происходит, проживешь и без меня. Глядишь, бабенку себе приглядишь, меня в тыщу раз лучше» — продолжила успокаивать мужа Анна.
«Не желаю я на бабенок глядеть, тебя люблю больше жизни» — сквозь слезы проговорил Иван: «А без тебя, родная мне жизни нет, пропаду я, как есть пропаду. Умоляю тебя, останься, милушка моя. Не смогу я жить без тебя, да и несручный я, только в железках на колхозном дворе шевыряться и могу, да, разве что дров наколоть и огород вскопать мастак. И все».
«Пожалуй, что и все» — подумав, подтвердила Анна: «Зато на твои поделки начальство аж из области дивиться приезжало. Вон, вся стена дипломами твоими увешано, за рационализаторство. Да успокойся ты, Вань, я с соседкой, Зиной Вяхиревой договорилась, она тебе по хозяйству помогать будет, и сготовит, и постирает. Женщина она одинокая, ей не в тягость».
«Да что ты мне Зинку подкладываешь? Мне только ты нужна. Молю тебя, останься» — всхлипывая, продолжил умолять Иван Анну.
Под умиротворяющий, словно журчание ручья, голос жены Иван впал в забытье.
***
Когда очнулся, почувствовал в своих руках холодную ладонь Анны, она лежала в кровати с закрытыми глазами и улыбкой на устах. Легко умерла.
Утром собрались родственники, соседи, из города приехала дочка Лизанька с мужем Сергеем, стали готовиться к похоронам преставившейся Анны. Иван сидел в зале на стуле, невидящем взглядом, уставившись на стену, на которой висела в рамке фотография молодой, улыбающейся Анны с маленькой дочкой на руках, сделанная Иваном в Анапе, где они отдыхали по профсоюзной путевке. Слезы продолжали катиться по его щекам.
«Пап, успокойся, прошу тебя, не изводи себя, все там будем. Слава Богу, долгую и счастливую жизнь вы с мамой прожили, меня вырастили» — уговаривала отца Лиза.
«Да я, что? Я ничего» — втирая тыльной стороной ладони слезы с лица, отвечал ей Иван: «Только не будет мне жизни без Аннушки. К ней хочу. Помру я без нее».
«Не говори ерунды, пап. Ты еще в силе, какое тебе помирать? Вон внуки у тебя Катя и Толик маленькие, для них пожить должен» — убеждала отца Лиза.
Во время похорон, над кладбищем прошел мелкий, чуть заметный, теплый дождичек, природа оплакивала преставившуюся Анну. После похорон, Иван совсем поплохел, целыми днями сидел на завалинке, что – то бормоча и глядя себе под ноги. На приветствия соседей, молча кивал, а на опросы о самочувствии, отмалчивался. Так тянулись день за днем.
На сороковой день, приехала дочка с мужем, собрались родственники и соседи, помянули добрым словом преставившуюся Анну, пожелали ей всего хорошего на небесах. Когда гости разошлись, Настя с Зиной прибрались в доме, перемыли посуду.
Вечером, уезжая домой, Лиза поцеловала Ивана в щеку и произнесла: «Пап, ты держись. Мы с Сергеем к тебе часто приезжать будем. А то перебирайся к нам, в город. Места дома на всех хватит».
«Нет, доча, я уж тут поживу. Спасибо тебе за заботу. Езжайте, а то скоро темнеть будет» — ответил дочери Иван.
Оставшись один в пустом доме, Иван некоторое время посидел, глядя на фотографию Анны, встал и решительно направился в сарай. Там он из веревки соорудил петлю, приладил ее к перекладине и приставил под ней скамейку.
«Ну, вот и все. Скоро я приду к тебе, любимая» — произнес он.
Постоял под виселицей, посмотрел на солнце, в дверном проеме, уходящее за верхушки деревьев, и произнес: «Ань, ты подожди меня чуток, я поутру к тебе приду» — и направился в дом.
Войдя в кухню, налил в блюдечко молока коту Ваське, попил чаю и лег спать.
***
Разбудил его шум посуды. Открыв глаза, он увидел горящий на кухне свет. Васька спрыгнул с кровати и, задрамши хвост трубой, побежал на кухню.
«Неужто, Зинка приперлась, на ночь глядя» — подумал Иван, встал и пошел на свет.
Войдя в кухню, он охнул и ухватился за дверной косяк. В кухне хозяйничала Анна!
«Не может быть! Ты же умерла! Неужто, я умом тронулся?» — прохрипел Иван, протирая рукой глаза.
«С тобой помрешь, дурень. Садись, Вань, оладышки кушать» — ответила Анна, указав рукой на стопку свежеиспеченных оладий: «И ты айда оладышки кушать, Варфоломей» — добавила она, наливая в кружки молоко.
«Оладышки это хорошо» — произнес невысокий, бородатый мужичок со всклоченной шевелюрой, выйдя из – за печи.
Анна, тем временем, налила в блюдце молоко трущемуся о ее ногу Ваське.
«Как – же такое возможно?» — произнес Иван, плюхнувшись на табурет.
«Так и возможно» — в тон ему ответила Анна: «Высшие силы распорядились мне приходить в тебе ночами, а с рассветом возвращаться обратно, чтобы ты, чудило этакое, чего над собой не сотворил. Эка видано, уходить раньше времени. Грех это, Вань».
Иван, шмыгнув носом и утерев ладонью выкатившуюся из глаза слезу, спросил: «А какие они, высшие силы, Ань?»
«Разные» — ответила Анна: «У нас там высшая сила, председатель колхоза Артем Петрович Востряков, чай, не забыл его. Это он тебе семейную путевку в Анапу выбил. Заругался он на тебя шибко, это сколько ему придется прошений в вышестоящие инстанции отписать, чтобы твою заблудшую душу в послесмертии искать стали, коли ты самоубийство учудишь. Вот он и распорядился».
«Хорошее молочко дает Зорька у Шаповаловых. Налей мне еще кружечку, Аннушка» — произнес домовой.
«Отчего — же не налить, налью. Пей на здоровье» — ответила Анна, наполняя кружку молоком.
Утром, в зале сельмага, по обыкновению стояли местные жительницы и обсуждали случившиеся и еще несовершенные события местного и мирового значения.
Дверь распахнулась, вошел помолодевший лет на двадцать Иван и бодрым голосом произнес: «Здорово, бабы. Все судачите, кости местному населению и президенту перемываете» — и подойдя к прилавку, положил на стойку листок бумаги, заявив: «А ну – ка, Антонина, выдай мне продукты, согласно списка, Аннушкой моей затребованные».
Продавщица, вытаращив глаза, посмотрела на список, потом на Ивана, снова на список и стала молча собирать в пакет продукты.
Иван, взяв пакет с продуктами, направился к выходу, по пути широко улыбнувшись, произнес: «Пока, подруги».
«Чего это с Иваном случилось?» — обескураженно произнесла Наталья.
«Иван у нас умом тронулся» — ответила продавщица: «Гляньте, список продуктов представил рукой Анны покойной написанный, как при ее жизни бывало. Видать, нашел его дома».
«Свят, свят. Да как – же это?» — заохали в ответ женщины.
Поначалу местные пугались, увидев ночью во дворе покойницу, а вскоре привыкли.
***
«Доброй ночи, тетя Аня» — поздоровалась Антонина, возвращаясь домой, после закрытия магазина, увидев Анну, развешивающую во дворе белье.
«Доброй, Тонечка» — ответила продавщице Анна: «Постой родная, я тебе сказать чего хочу. Бабка твоя Олимпиада просила передать, чтобы не губила ты Рябушку, поветрие это у нее, на следующей неделе оклемается. Жаль пеструшку, яйца несет словно бычьи».
«Спасибо, тетя Аня, за предупреждение, а то я уже собиралась ее в суп пустить» — поблагодарила Антонина.
«Не меня благодари, бабку свою» — ответила ей Анна.
***
Так и жили Иван с Анной, в ночь она приходила, дела переделывала, с мужем разговоры беседовала, утром на тот свет возвращалась. Во время каникул Настя с Сергеем привозили в деревню к бабушке с дедушкой внуков. Частенько, набегавшись за день, Катя и Толик сидели на завалинке, в обнимку с бабушкой, и слушали, глядя на луну, ее байки про чудеса, да житье былое.
***
Как – то раз, Анна подметала веником двор, когда ее окликнул, проходивший мимо сосед: «Слышь, Ань, а где по – утру рыбалка лучше будет, на дамбе или у затопленного баркаса?»
«Да ты, Михеич, ополоумел! Я что тебе русалка какая, что – ли, мне – то почем знать?» — удивленно ответила ему Анна.
«Да я так спросил, мало – ли что» — ответил Михеич и произнес: «Пойдем, Тимофей, на дамбу. Если путного клева не будет, то – уж тебе брюхо набить, мелочевки по – любому нарыбалим» — забросил на плечо удочки и удалился в темноту в сопровождении большого рыжего кота Тимофея.
***
Шли годы, внуки повзрослели.
Однажды, Ивана разбудил Анин голос: «А Катя где?»
Иван открыл глаза, перед ним, подбоченясь, стояла жена, сурово глядя на мужа.
«Ань, да я это… Заспал я, прости. Катя дома была» — ответил Иван.
«Бабуль, ее девчонки в клуб на дискотеку зазвали в Иваньково. Как – никак, семнадцатый год пошел, взрослая уже» — из соседней комнаты раздался голос Толика.
«Не тебе решать, мелюзга, кто тут взрослый, а кто нет» — ответила внуку Анна: «Ой, Вань, что – то у меня сердце щемит, не к добру это» — и исчезла.
Катя с девчонками весело проводила время на дискотеке, пока в клуб не завалились трое пришлых городских парней, сильно подвыпивших. Один из них, весь в татуировках, словно, в свои двадцать лет, уже раз пять успел побывать в местах не столь отдаленных, стал приставать к девушке, говоря непристойности. Катя, улучшив момент, выпорхнула из клуба и направилась домой.
Дойдя до околицы, она услышала позади себя топот ног и выкрики: «Эй, подруга, куда направилась?! Пойдем с нами, развлечешься!»
Катя, бросилась бегом домой.
Неожиданно, перед ней возникла бабушка, сказав: «Иди домой. Я разберусь с паршивцами и догоню тебя» — и встала молча перед парнями.
Те упали на колени и обделались. Неизвестно, в каком образе она предстала перед пьяными негодяями, но в больничке их долго выхаживали.
***
Так день за днем, минуло восемь лет.
Однажды утром Иван окликнул, половшего грядки, Михеича: «Здорово сосед, выдели чуток табачку».
«На что тебе мой табачок? Ты уж лет двадцать, как с куревом завязал» — удивился сосед.
«Да вот решил курнуть на последок, ухожу я с Аней сегодня» — ответил Иван.
«Куда уходишь?» — не понял Михеич.
«Куда, куда? Туда» — ответил Иван, показав пальцем в небо.
«О как!» — воскликнул сосед и, бросив тяпку, произнес: «Ради такого дела стоит покурить. Давай посидим, как бывало, на лавочке, покурим, побалакаем на последок. А то кто знает, свидимся – ли еще на том свете или нет".
Соседи сели на лавочку, Михеич скрутил себе и Ивану «козьи ножки», набив их крепким, ароматным самосадом.
«Ох, крепок у тебя табачок» — закашлявшись, произнес Иван.
«Зато любую хворь, напрочь, выбивает» — довольно ответил сосед и, подумав, добавил: «Слыш, Вань, а пойдем в сельпо за чекушкой, а то на «сухую» не дело прощаваться».
«И то дело. А Прасковья тебя не заругает за пьянство?» — спросил друга Иван.
«Не, не заругает» — ответил Михеич и крикнул: «Прось, дай деньгу, мы с Иваном в сельпо за сорокоградусной метнемся!»
«Это что за повод, по середь недели лопать?!» — ответила Прасковья, высунувшись из открытого окна.
«Повод есть» — ответил ей Михеич: «С Иваном попрощаться надо. Уходит он сегодня».
«Куда это ты собрался, Ванюш?» — задала вопрос Прасковья.
«Туда» — указав пальцем в небо: «Ответил Иван: «С Анечкой ухожу».
«А ба!» — воскликнула Прасковья: «Как – же я с Аннушкой – то не попрощаюсь?!»
«А чего – же не попрощаться, заходи, как стемнеет и прощайся. Мы с рассветом уйдем» — ответил ей Иван.
«Тогда чего днем – то пить, вот вечером придем к вам с Михеичем, там и выпьете» — произнесла Прасковья.
«И то дело» — поддержал Михеич супругу.
Далеко за полночь из открытых окон дома слышались разговоры и пение Анны, Ивана, Прасковьи и Михеича. Сидели соседи, вспоминали молодые годы, строили планы на будущее.
***
А утром Ивана не стало.
Автор: Сергей Курицын
