Алла Аркадьевна расплатилась с таксистом, подняла воротник норковой шубы, стараясь закрыть лицо от морозного сильного ветра, который швырялся колким снегом, и поволокла дорожную сумку на третий этаж.
В подъезде снежинки на лице начали таять, смешиваясь с горячими слезами Аллы Аркадьевны, которая наконец-то дома дала им волю. Ещё бы! Из-за сложившихся погодных условий аэропорт отменил все ближайшие рейсы. И теперь Алла Аркадьевна Новый год будет праздновать не с семьёй дочери, а одна в своей квартире.
Ветер завывал, гремел железом на крыше, сыпал снегом в оконные стёкла и, казалось, гоготал над расстроенной женщиной, которая, шлёпая в домашних тапках, накрывала себе на стол скромный ужин: маслинки, бутербродики с красной икоркой, вазочку с фруктами и графинчик с армянским коньячком.
Выпив пару рюмочек и поужинав, Алла Аркадьевна по привычке наложила питательную маску на лицо с омолаживающим эффектом, накрутила бигуди, поправила тяжёлые шторы, включила торшер возле любимого кресла и продолжила читать один из дамских романов.
Комышок, подгоняемый ветром, чуть ли не бежал по заснеженным улицам. И хоть ветер ему сыпал снегом и в нос, и в глаза, и за воротник, Комышок только глубже втягивал голову в пальто и нервно хихикал. Сегодня его день! Богатенькая квартира, которую он так тщательно пас, осталась без присмотра надолго. Завистливые и трусливые соседи, если что-то и заподозрят, не станут тут же поднимать тревогу. А погода сегодня – просто сказка для домушника! Люди сидят в квартире, зарывшись под одеяло, и включают погромче телевизор, чтобы заглушить пронзительный вой ветра. Комышок мысленно напел: «Заметает зима, заметает, всё, что было до тебя…» — и тихонько засмеялся.
Не заметив никого и ничего подозрительного возле заветного дома, Комышок поправил на плече пустую спортивную сумку, пониже на глаза натянул шапку, потёр закоченевшие в перчатках руки и вошёл в подъезд.
Алла Аркадьевна читала роман поверхностно: проблемы и страдания героев-любовников не могли сравниться с душевными переживаниями самой читальницы, которая бегала глазами по строчкам душещипательной истории и в то же время думала о своём.
Вдруг Алла Аркадьевна услышала, как в замочную скважину её квартиры кто-то вставляет ключ. Страх разлился леденящим холодком по всему телу, книга выскользнула из рук, отчаянные мысли засуетились в голове и застучали в виски. Дрожащими пальцами Алла Аркадьевна выключила торшер, на цыпочках подбежала к дивану, на ощупь откинула его крышку, подвинула глубже подушки и одеяло, залезла, потянула крышку, которая больно исцарапала ей руку и ударила по приподнятой коленке.
Подобрав нужную отмычку, Комышок тихонько вошёл в квартиру и закрыл дверь. Он включил фонарик, проверил, нет ли кого случайно, и последовал в комнату. Посветил в сервант и обрадовался беспечности хозяйки: массивные золотые украшения мирно спали в хрустальной вазочке. Довольный домушник сгрёб их рукой и засунул во внутренний карман спортивной сумки. Комышок прошёл на кухню, проверил, хорошо ли зашторено окно, поставил на кухонный стол фонарик.
Графинчик с коньяком призывно заиграл цветными огоньками, и хоть это не входило в правила домушника, но промёрзший до костей Комышок решил согреться: взял в руки графинчик, запрокинул голову, открыл рот и, чтобы не оставить следы от губ, влил часть содержимого прямо из горлышка. Приятная жгучая терпкость добежала до желудка и согрела домушника изнутри. Комышок тихонько крякнул. «А, всё равно сюда никто не заявится», — подумал он, открыл холодильник, достал бутерброд. Икра приятно лопалась на зубах и растекалась во рту необычным солёным вкусом.
Дожёвывая бутерброд, Комышок доставал жестяные банки с крупами, сахаром, специями. Банка с горохом порадовала его завернутой в пакетик тугой пачкой купюр с изображением Франклина.
Комышок вернулся в комнату и принялся за шкаф. Освобождённые от хрустящих упаковок импортные кофточки летели в спортивную сумку, их укрыл белоснежный песцовый полушубок, сложенный дрожащими руками домушника. Дорогие летние туфли удивились зимнему соседству полушубка и новых австрийских замшевых сапог в тесной сумке…
Комышок услышал шаги и разговор на лестничной клетке, машинально прижался к стене и выключил фонарик. Защёлкал замок – и домушника кинуло в жар. Нет, слава Богу, открылась дверь соседей. Комышок постоял ещё пару минут, пытаясь отдышаться: он всё ещё дрожал от нервного перевозбуждения и в то же время от радости богатой добычи (домушник уже перерыл шкаф, комод, тумбочки, осмотрел дно кресла, которое его тоже порадовало). Пока соседи разденутся, займутся обычными делами или лягут спать, надо оставаться в квартире.
Комышок трижды глубоко вдохнул и выдохнул, включил фонарик и направился крадущимися шагами к дивану. Поднял крышку и направил фонарик вниз. Последнее, что увидел, услышал и почувствовал домушник, — это дико визжащее приведение с белым лицом и тёмными впадинами вместо глаз и рта, тянущиеся к нему руки со скрюченными пальцами и резкую боль в сердце, сменившуюся пустотой и темнотой…
Старший сержант Онищенко скучал в дежурке с переменными чувствами радости и огорчения. Он радовался, что его смена выпала на 30 декабря, а не на Новый год, но в тоже время Онищенко печалился. Ведь сейчас, вероятно, жена разливает холодец, разбирает косточки, которые он так любит погрызть ещё горяченькими. А эти хрустящие хрящики… Старший сержант невольно расплылся в улыбке и чуть не облизал пальцы.
Восторг от воображаемого холодца был прерван телефонным звонком.
— Дежурный слушает!- ответил напарник. — Спокойно, гражданочка…Вы уверенны? Вор ещё в квартире Вашей соседки? Назовите адрес. Сейчас выезжаем, — напарник положил трубку и обратился к Онищенко: — Собираемся, Степаныч!
Онищенко тяжело вздохнул: тёплый чесночно-мясной запах только сваренного холодца окончательно развеялся…
Дежурный наряд милиции, пыхтя, поднялся на третий этаж. Дверь квартиры была распахнута, любопытные соседи уже сбежались и с других этажей и стояли на площадке с заинтересованными выражениями лиц, соседи по квартире были уже внутри. Две женщины на кухне оказывали психологическую и врачебную помощь Алле Аркадьевне, поглаживая её по спине, измеряя тонометром давление и капая «Корвалол» в рюмку, с которой та ещё недавно пила коньяк с той же целью – успокоиться. В комнате сидели угрюмые мужчины и чья-то жена со скалкой в руке. Очевидно, все ждали, когда лежащий на полу вор решится подняться.
— Вы его что, по голове ударили? – обратился Онищенко к женщине со скалкой.
— Ещё нет, — бойко ответила та.
— Он так здесь и лежал, вы его не трогали? – продолжал Онищенко.
— Хотели, — встрял в разговор один из соседей, — но до вашего приезда решили оставить всё как есть.
— Вы хозяйка?
— Нет, я соседка. Алла Аркадьевна! — позвала женщина со скалкой, — Вас милиционер спрашивает.
В комнату под руку ввели слабую хозяйку. Онищенко оглянулся и вздрогнул, рука уже поднялась ко лбу наложить крестное знамение, но старший сержант вовремя остановился и только поправил шапку. В суматохе Алле Аркадьевне никто так и не посоветовал смыть маску и снять бигуди.
Один из милиционеров подошёл к лежащему на полу домушнику, нагнулся над ним, похлопал по щекам, приложил пальцы к шее и посмотрел на Онищенко:
— Вызывай «скорую», Степаныч, для освидетельствования…
И хоть это был простой домушник, наряд милиции снял шапки.
Когда выносили Комышка, к дому подъехало такси, с которого вышли смеющиеся молодые люди с покупками и ёлкой в руках, а из салона машины слышалась песня: «Снег кружится, кружится, летает. И позёмкою клубя, заметает зима, заметает всё, что было до тебя…»
Автор: Татьяна Жихарева
