Как я любил купаться в детстве! Нет, и сейчас, конечно, люблю. Но в те свои пацанские годы часами не уходил домой с Иртыша или с пойменного озера Долгое. Идти хоть туда, хоть туда было примерно одинаково, с полкилометра или чуть побольше. Причём, идя туда, надо было спускаться вниз, с крутого и высокого берега, на котором и по сей день стоит моя деревушка.
А вот обратно надо было, естественно, подниматься. Вот здесь-то возвращающихся с водоёмов и поджидало коварство, особенно в наиболее жаркую погоду.
Ведь шли домой уже измотанными от долго купания и голодными, то есть – еле волочили ноги. А ещё надо было под палящим солнцем взбираться на высокий крутой берег.
Сил – ну никаких, пот с тебя так и льёт градом. И часто случалось так, что, едва взобравшись на середину подъёма и переглянувшись между собой, пацаны вразнобой отчаянно кричали «А, на фиг!», и скатывались снова вниз, к излюбленных купальным местам. И оставались там уже до вечера, пока не спадала жара.
Конечно, дома потом доставалось. Но что такое родительская беззлобная ворчня или даже несильные подзатыльники по сравнению с тем блаженством и счастьем, которые приносит радостное бултыхание в тёплой воде со своими сверстниками?
Чаще всего мы купались на Долгом, длинном и узком озере, поросшем по берегам камышом, на узких стреловидных листьях которого сидели или барражировали над зеркальной гладью воды, сверкая перламутровыми крылышками, разноцветные стрекозы, от совсем крохотных голубеньких до гигантских пучеглазых и коричневых.
Камышовые невысокие стены озера прерывались специальными выемками для захода купальщиков в воду, а также намытыми ручьями песчаными мысами, с которых так клёво было, разбежавшись и тупнув пятками в упругий податливый песок, с визгом плюхнуться в тёплую воду.
Здесь не было течения, вода намного теплее, чем на Иртыше, да и окрестности куда живописнее – и ребятня в перерывах между купаниями любила полазить по заросшим склонам старого берега в зарослях черёмухи, боярышника, джигиды (мы её называли просто красная ягода), ежевики и полакомиться уже спелыми или только созревающими ягодами.
А на самом Долгом и соседних озёрах можно было «перекусить» стеблями чакана – озёрного камыша-рогоза. И, конечно, не жёсткими и плоскими стреловидными листьями, а нижней частью, находящейся в воде и крепящейся к толстому продольному корню.
Камышину можно было вырвать из корня, лишь приложив определённые усилия. Обычно это делалось или с лодки, или с резиновой камеры. С чакана сдирались плотные трубчатые, тесно примыкающие друг к другу, листья, пока не обнажалась нежная и белая хрупкая сердцевина, имеющая приятный, ни на что не похожий вкус. Вот она-то и поедалась пацанвой.
Но ещё вкусней и питательней был белый мучнистый и сладковатый крахмал, который содержался в корневищах чакана.
Корни эти, толщиной с бамбуковую лыжную палку, горизонтально лежат на дне озера и легко вытаскиваются вместе с самими стеблями чакана, остаётся лишь отрывать их и, промыв в воде от ила, разделывать. То есть сдирать внешнюю оболочку корня и добираться до сердцевины, как раз и состоящей из очень вкусного крахмала, облепляющего жгутик тоненьких нитевидных «проводков».
Оставалось лишь откусывать от этого жгута, разжёвывать и сглатывать вкуснющий крахмал, время от времени сплёвывая образовавшиеся комочки нитей. Это лакомство мы называли сметана, и оно на какое-то время давало ощущение сытости.
А ещё на береговых склонах можно было найти сочную заячью капусту и ещё какие-то странные съедобные плоды небольших травянистых кустарников, которые мы называли огурцами – они были веретенообразные, сочные и хрустящие. Никто не знал, как они правильно называются. Но их ели до нас, потому их безбоязненно ели и мы.
А кто хотел сладкого – подходил к разлапистым зарослям солода, с усилием тянул из земли его жёсткий стебель, за которым волоклись облепленные землёй и лопались узловатые длинные корешки. Их надо было промыть в озёрной воде, счистить от тоненькой шкурки и тщательно жевать светло-коричневые прутики, и тогда рот начинал наполняться приторно-сладким соком.
В общем, на озёрах на подножном корму можно было продержаться целый день, что мы и делали с превеликим удовольствием. Это был наш счастливый детский мир в уголке практически девственной природы, в котором мы самозабвенно предавались разнообразным утехам: играли в прятки в береговых зарослях, устраивали догонялки, или пятнашки, в воде. Крики, визг и смех плещущихся в воде детей был слышен далеко окрест.
Замёрзнув в воде (какая бы она ни была тёплая, но от долгого пребывания в ней, подпитываемой ключами, тело начинало покрываться мурашками, а губы синеть), мы, стуча зубами, отогревались на солнышке тут же на песчано-глинистом берегу или повыше, на поросшей травой и кустарниками береговой террасе.
Кстати, на этом же озере, отойдя немного подальше от купального места, можно было и неплохо порыбачить: в озере водились сороги, окуни, щуки, лини и караси. Но обычно рыбаки, такие же пацаны, как и мы, долго не выдерживали соблазна и, бросив на берег свои удочки, присоединялись к купальщикам.
Вот сейчас вспоминаю то время и чувствую, как блаженная и глупая улыбка блуждает у меня на лице. Господи, как же мы были счастливы от того единения с природой! А всё потому, считаю я, что не было у нас тогда, в начале 60-х, ни телевизоров в деревне, ни тем паче сегодняшних электронных штучек, которые сделали домоседами большую часть населения страны, включая и детей.
Удивительно, но родители никогда не боялись отпускать нас одних в эти длительные походы на лоно природы – наверное, потому что сами также выросли, без излишней опеки и надзора. И ничего ведь с нами не случалось! Ну там, разве что наступишь на колючку от боярышника или расшибёшь большой палец на ноге об выступающий корень, когда шляешься по кустарникам – ходили-то почти всегда босиком, – а то и подерёшься со сверстником, что, впрочем, случалось крайне редко.
Не помню случая, чтобы кто-то из моей деревни утонул в озере или на Иртыше. Чужих утопленников к нам по реке – да, прибивало, из стоящего выше по Иртышу райцентра, а свои чтобы – ни-ни! Правда, всё же был один случай гибели нашего парнишки, связанный с водой. Но Серёга не утонул, а неудачно нырнул и сломал себе шейные позвонки (покойся с миром, дорогой мой земляк).
После тех благословенных дней я прожил уже, можно сказать, целую жизнь, за которую купался не в одной реке, не в одном море. Но лучших водоёмов, чем Долгое и Иртыш, я не встречал, да и уже не встречу. Потому что – лучше не бывает. Потому что они – из далёкого счастливого детства!..
Автор: Марат Валеев
