— Приспособленец он и пиявка. Ни стыда, ни совести. Сидит здоровый лоб на твоей шее, Лиза, и ножки свесил. Да ты глянь на него! Глаза-то свои разуй! Тебя же уже ветром качает! А он? Рожа опухшая, ленивый. Спит да ест. Да пьет. Вот и все его дела. А уж как ты его рожала трудно! Все радовалась, что счастье. Сыночек. Опора тебе. Гони ты его в шею! Может, тогда шевелиться начнет! Очнись, подруга! Если бы мой Темка такое вытворял, отец бы ему мигом мозги на место вправил! — говорила Анна своей подруге Лизавете.
Женщины в комнате чаевничали. Кухню занял сын Лизаветы Дмитриевны, Виталик.
Собственно, о нем речь и шла.
Появился в дверях. Волосы сальные, давно не мытые, всклокоченные. Взгляд мутный.
Мать вздохнула.
А подруга Анна только злобно посмотрела на молодого мужчину.
Но тот, казалось, этого не замечал.
— Мам, денег дай. Мне это... здоровье поправить надо! Голова болит! — просипел он.
Тут уже Анна не выдержала:
— Тебе не стыдно? От слова «совсем»? Работу надо искать, а не бока отлеживать!
Но Лизавета Дмитриевна вскочила.
Сунула неловко сыну денег. Поцеловала.
Она видела не того, кто почти потерял человеческий облик.
А маленького белокурого кудрявого малыша, которым сын был много лет назад.
Как он обнимал ее и шептал: «Мамочка». Как она поправляла ему одеяльце. Носила на руках.
Материнская любовь... Сильней ее нет ничего.
Виталик нагло этим пользовался.
Когда-то он проучился лишь один курс в институте. И то не до конца. Надоело.
Отца рано не стало.
Мать Виталика уже привыкла работать сразу в трех местах.
Ей было жаль кровиночку. В свои 35 лет Виталий мог только чай из пакетика себе заварить.
Готовить не умел.
С детства его ждали котлетки с пюре в кастрюльке, накрытой полотенцем. Пирожки. Борщик.
Мать готовила, убирала, стирала.
Сын воспринимал это как должное.
Просто ей было его жаль. И хотелось оградить от всего, заботиться.
— Лиза! Пусть он тебе помогает! Нельзя же так! Он тарелки за собой не моет. Не прибирается. Вообще ничего не делает. Ты даже уроки учишь за него, можно сказать. Не мужика, а кисейную барышню вырастишь! — качала когда-то головой подруга.
Впрочем, Виталик мог помочь маме. Он же видел, как она выбивается из сил.
Просто не хотел. Зачем? Мать сама все сделает.
С работой были проблемы. Виталику хотелось быть начальником. Сразу. И много зарабатывать.
Только вот почему-то никто не хотел его на такую должность брать. Он все удивлялся: почему так?
— Сынок! Может, ты попробуешь к Ивану Петровичу в контору? Я договорилась. Там на учебе восстановишься. Глядишь, все наладится! — пробовала уговаривать его мать.
— Мамка, простым рабочим? Да ты что! Папка бы такое не одобрил. Он всегда мне обещал, что все у меня будет. Папка-то. А ты вон, гонишь на такую работу позорную! — Виталик знал, как манипулировать матерью.
Лизавета Дмитриевна тут же вспоминала мужа. Заливалась слезами, доставала его фото.
И конечно, ни о какой работе больше разговор с сыном не заводила.
Она рано состарилась. Здоровье стало подводить.
Виталик и личную жизнь наладить хотел. Только вот почему-то и с дамами сердца ему не везло.
И он снова причитал, сидя возле матери:
— Для чего ты, мамка, меня родила? Работы нет. Девки все гулящие да корыстные!
— Сыночек, но есть же хорошие девушки! Ты просто... Ты бы перестал употреблять-то. Хватит может, Виталик? Живут же семьи молодые. Через все трудности вместе проходят. Не бывает же всего и сразу, сыночек! — плакала мать.
Виталик тут же вспоминал отца. И все неслось по новой.
Наверное, Лизавета Дмитриевна так бы и замучилась с ним.
Только кому-то за облаками порядком надоел Виталик.
И тогда в гости к Лизавете Дмитриевне поехал Кондрат.
Он вообще-то сам вдруг взял и собрался. Или высшие силы направили? Кто знает.
Кондрат давно хотел у нее побывать. Все-таки 30 лет не виделись.
Жил далеко. И приходился Лизавете Дмитриевне троюродным братом.
Сам он был полковником в отставке.
Сестра обрадовалась, когда он сказал, что скоро будет. Родная кровь все-таки.
Так бывает, когда есть очень дальние родственники. О существовании которых мы знаем, но видим слишком редко. А то и вовсе никогда.
С утра в дверь позвонили. Мать на работе была.
Виталик мучился после очередного возлияния. Он решил, что соседка идет.
Воспрял духом. Может, денег даст взаймы? А мать потом ей отдаст.
Но на пороге стоял седовласый мужчина с прямой спиной и холодными серыми глазами.
— А вы кто? Вы к кому? — выдохнул Виталик.
— К вам я. А ты стало быть, племянник мой? Н-да. Вот ты какой вырос. Я тебя совсем малышом видел в последний раз, — вопросительно поднял бровь незнакомец.
И решительно вошел в квартиру.
Виталик потрусил за ним. Ну и ладно, что не соседка. Дядька. А где гости, там застолье!
Впрочем, радовался он рано.
Кондрат прошел на кухню. Стал выкладывать из сумки гостинцы, параллельно глядя на пустую тару на полу.
— Праздник какой вчера был? Я торжество пропустил? Мама где? — спросил он.
— Нет. Я это... У меня того. Проблемы, в смысле. Работы нет. Да и с личной жизнью не ахти. Вот, собственно, и решил, так сказать, поддержать себя! А мамка... — промямлил Виталик.
— Я чтобы этого слова от тебя не слышал. Мама. Есть слова: мама и мамочка. Не мамкай тут мне! — произнес Кондрат.
Выставил племяннику минеральную воду и отправился встречать сестру.
С ней они долго на улице проговорили.
Лизавета Дмитриевна сбивчиво рассказывала про свою жизнь.
Кондрат ненавязчиво выспрашивал про сына. И рассматривал ее.
Седая вся, уставшая. Его собственные дети были другими.
Вместе с ним занимались фермой, хозяйством. Жили душа в душу.
— Лиза... Знаешь, а я Виталика твоего с собой хочу забрать! Пусть на свежем воздухе побудет. А то зачах совсем. Смена обстановки опять же. Отдохнет! Ну как? — быстро предложил Кондрат.
Лизавета Дмитриевна неуверенно улыбнулась.
Виталик вначале ехать не хотел. Но дядя пообещал ему веселую жизнь (не ту, о которой подумал Виталик, но он еще об этом не догадывался). Знакомство с кузенами.
Перед глазами Виталика тут же в красках пронеслось застолье длиною в месяц. Он воспрял духом и поехал.
— Мама! Мама! Сейчас телефон сядет! Мамочка! Забери меня отсюда! Меня тут точно кондрат хватит! Они мне пить не дают совсем! Молоко одно да чай! Спортом заставляют заниматься! И тут это... Коровы. И бык есть один. Ненормальный. Я в город хочу... — и связь с Виталиком оборвалась.
— Алле! Сыночек, плохо слышно! Что Кондрат тебе сказал? Молочко там у вас? — кричала в трубку Лизавета Дмитриевна.
Брат ей перезвонил. И отчеканил, что да, все хорошо с Виталиком. Жизни радуется. Привет ей передает. Домой пока не поедет.
Неизвестно, что именно говорил он Виталику все это время. И как этому мужчине удалось то, чего не могла добиться мать.
Виталик пробыл у него больше полугода.
Лизавета Дмитриевна в гости тоже все порывалась ехать, да Кондрат отговаривал.
Мол, скоро сын сам вернется. И Виталик действительно вернулся. Другим.
Лизавета Дмитриевна как раз домой возвращалась. А он стоял за деревом. Мать его не видела пока.
Ее большие красные натруженные руки сжимали сумку. Виталик стиснул зубы.
Ходила мама плохо. Раньше ему это забавным казалось. Что она ножки, как пингвин переставляет.
А теперь сердце просто разрывалось на части. Виталик заплакал. Впервые за очень много лет. Молча.
Перед глазами пронеслись все годы. Как мать ходила за ним. Как трудилась в нескольких местах.
— Ты собственными руками уничтожаешь самого дорого человека. Того, кто за тебя жизнь отдаст. И нет тебе прощения! — эхом звучали в ушах слова дяди Кондрата.
Виталик предпочел бы не вспоминать их разговоры. Стыдно было за себя.
Как верещал, истерил. А дядя и братья все равно продолжали свое.
И неделю назад, отжимаясь (сам хотел, никто уже и не заставлял), а потом окунаясь в прохладную воду, попивая клюквенный морс, Виталий думал: неужели этот новый человек — он?
И почему он раньше впустую прожигал свою жизнь? Требовал чего-то? Ждал, что ему на голову упадут все блага мира?
И мама, мамочка... За что он так с ней?
Виталик вспоминал, как мать ковыляла по дому, собирая остатки его загулов.
Целовала его, лежащего в непотребном виде перед сном. И в воздухе витал лимонный аромат ее духов.
Вот чего ему не хватало там, на ферме у дяди. Он даже иногда принюхивался, стараясь уловить в общих запахах эти нотки.
А вдруг все эти годы не прошли даром? И маме может быть теперь плохо?
Нет, он этого не допустит больше. Никогда. Теперь он, Виталик, будет жить ради мамы.
Есть время, прав дядя Кондрат. Еще можно исправить свои ошибки, еще не стало поздно!
Виталик быстро устремился вперед. Лизавета Дмитриевна как раз ключ доставала.
Он подбежал. Минуту смотрел на мать. А та ахнула.
Похудевший, загорелый. А главное — глаза!
Она уже забыла, когда видела такие у сына. Наверное, в детстве.
Незамутненные, ясные, невообразимо-прекрасные голубые глаза.
— Ма-ма, — по слогам прошептал Виталик.
И вдруг упал на колени, зарыдав.
— Ты что, сыночек! Виталечка, родненький! Что с тобой, маленький мой? Сыночек, встань! — принялась поднимать его Лизавета Дмитриевна.
А он все просил прощения, говорил, что впереди у них еще очень много времени, что больше никогда она не будет плакать из-за него. Только гордиться.
— Да я и так горжусь тобой, Виталя. Ты же у меня золотой! — утирала слезы Лизавета Дмитриевна.
И это было правдой. Она очень любит его, своего сына. Правда, совсем не узнает в последнее время.
Теперь она сидит дома. Виталик учится на заочном в институте.
Работает в нескольких местах. Часто приносит матери цветы и разные приятные мелочи. То коробку пирожных, то новый шарфик, то шкатулку с балериной.
Ходит с ней в кино и просто погулять в парке.
Мать и сын будто бы заново узнают друг друга.
Подруга Лизаветы Дмитриевна Анна, рассказывает всем об этом, а люди реагируют одинаково: не может быть!
Может, как выяснилось.
А еще Виталик мечтает получить диплом и уехать к дяде Кондрату.
— Мам, можем сыры делать! Молоко свое будет. Мам, на природе так хорошо! Ты же всегда хотела дачу. А там свой дом будет. Дядя обещал помочь обустроиться. Мы теперь с ним вместе, он знаешь какой мужик, дядя-то мой! Классный! Созваниваемся всегда. Все у нас будет, мама! Вот увидишь! Я теперь добытчик! — улыбается Виталик...
Автор: Татьяна Пахоменко
