Дядька

У меня не было отца. Так сложилось – с каждым может случиться. Мать бросила его, уличив в неверности, когда мне было два года. Я его даже не помню. Отец женился на своей любовнице, и уехал с ней куда-то к морю. Меня воспитывала мама, ей помогали бабушка с дедушкой, и дядька. Дядя Боря. Осознанно я помню себя лет с пяти. Дядька всегда уделял мне много времени. Я понимал, что он мне не отец, но дядька был мне лучше и ближе отца. Я звал его Боря, без «дяди». Он мне разрешил.

Мы ходили с Борей на футбол, на хоккей, он учил меня играть в большой теннис, в шахматы. Иногда, когда не видела мама или бабушка, мы с Борей и с дедом играли в карты, в двадцать одно или в тысячу. В том числе, на небольшие деньги. Правда, это было трудно назвать игрой – сплошные поддавки. Это я понял намного позже, а тогда, выиграв немного мелочи, прыгал до потолка.

В школе я учился кое-как. Не потому, что не мог. Просто мне большая часть знаний казалась лишней и скучной. Боря огорчался.

— Чего ж ты, Игорь, тройки-то носишь? Ни то, ни сё.

Боря пытался учить со мной уроки, но я успешно избегал этой унизительной процедуры под разными предлогами. В конце концов, он махнул на меня рукой. Точнее, на мою учёбу. В остальном дядька по-прежнему заменял мне отца. А когда мне было тринадцать лет – ничего не предвещало – Боря вдруг женился. Ему было уже сорок пять, и я никак не мог ожидать подобной подставы. Боря казался мне, тринадцатилетнему, глубоким стариком. Не вообще, а для женитьбы.

Боря съехал от нас к своей жене, вскоре у них родился сын. Матвей. Боже, как я страдал!

— Он же тебе не обязан, сидеть с тобой до пенсии. Пока холост был – уделял тебе время. А так… извини. – уговаривала меня мать.

Иногда Боря заходил к нам в гости. Трепал меня по голове почти равнодушно, спрашивал, как дела. Я угрюмо отвечал. Боря моей угрюмости не замечал. Или делал вид, что не замечает. У него рос свой сын. А я был всего лишь племянником. Со мной когда-то играли, как играют с не очень любимой игрушкой, пока не приобретут любимую. Я чувствовал это так.

Школа была окончена, армия отслужена. Я работал простым сварщиком – традиции семьи, в которой все были учителями и инженерами были грубо нарушены. Зато Матвей радовал своих родителей и вызывал зависть у моей мамы. Жуткую чёрную зависть. Мне то и дело сообщалось с досадой на собственного неуспешного сына:

— А у Матвея одни пятёрки.

— Матвей олимпиаду выиграл.

— Матвей победил на соревнованиях по шахматам.

Сначала мне было больно. Почему людей надо любить за достижения? Почему нельзя их любить просто так, за то, что они есть? Или за то, что не выросли с в о л о ч а м и, например? Потом я перестал обращать внимания на успехи Матвея, которые озвучивала моя несчастная мать. Белый шум. Общаться мы с двоюродным братом не общались – слишком большой была разница в возрасте.

Жизнь шла своим чередом, я давно уже не жил с матерью. У меня была своя семья – жена Настя, сын Артём. Навещая мать, я иногда слышал, что Матвей окончил МГУ и работает журналистом в каком-то популярном печатном издании. Потом выпускающим редактором. Потом мамы не стало, и некому стало сообщать о том, как далеко ушёл Матвей. Да и черт с ним.

Как-то раз вечером мне позвонили.

— Игорь Борисович? – спросила женщина на проводе.

— Александрович. – поправил я, недоумевая, почему она меня так назвала.

Все сорок пять лет я был Александровичем, откуда она взяла… в сердце что-то кольнуло.

— Значит вы не сын? – продолжала женщина. – Просто ваш контакт в телефоне указан для связи.

— Вы кто?

— Я из больницы звоню. У нас тут ваш…

— Дядя. Он мой дядя. – сказал я. – Что произошло? Он жив?

Я знал, что Боря похоронил жену и жил один. Мы по инерции не общались уже очень много лет. Иногда обменивались сообщениями в праздники. Боря не интересовался мной с тех пор, как ушёл жить свою жизнь. А я… я переболел его предательством, и тоже не особо хотел знать, как и чем он живет.

— Он упал на улице. Поскользнулся. Его привезли к нам. Ничего особенного, просто сотрясение мозга. Ну, и настроение у него не очень…

Я прикинул, сколько лет Боре. Посчитал по-быстрому. По всему выходило, что семьдесят семь. Всего лишь сотрясение… наверное, в его годы это серьезнее, чем в семнадцать, например. Но почему мой контакт для связи? Может, потому, что Матвей в Москве?

— Я приеду. – пообещал я женщине.

И приехал. Постаревший Боря лежал на кровати и смотрел в окно. Повернулся, увидел меня и смутился.

— Матвей приедет? Ты ему звонил?

Боря покачал головой.

— А почему?

— Занят стал Матвей. Некогда ему.

— Ясненько. Ты чего падаешь-то? На ровном месте.

Я не знал, что ещё сказать. Мы были чужими уже… тридцать два года. А когда-то были такими родными. Он заменял мне отца. Почему мне вовремя никто не объяснил, что это временная акция?

— Я не специально. – сказал Боря.

— Как самочувствие?

— Ничего. Только когда встаю, голова очень кружится.

Дома я набрал номер двоюродного брата. У него фоном был какой-то шум – звенели бокалы, слышались голоса.

— Отец твой в больнице. Приезжай.

— Что с ним? – нейтрально спросил Матвей.

— Упал. Сотрясение мозга.

— Я не могу сейчас. У меня брифинг завтра. И вообще, дел невпроворот. Два шага до поста главного редактора.

— Понятно всё с тобой. – сказал я.

В больнице мне сказали, что какое-то время после выписки Боре может понадобиться помощь. Да и вообще, в его годы уже опасно жить одному. Матвей, судя по всему, не приедет, и спрашивать, не заберет ли он Борю, тоже смысла нет.

— Игорёх, может денег скинуть? – спросил Матвей.

Было слышно, как он напрягся. Ему было жаль даже денег. Было очевидно, что Матвей надеялся на то, что я откажусь. Можно было из вредности сказать, чтобы он выслал. Но вместо этого я ответил:

— З а с у н ь себе их в… брифинг.

И отключился.

Наш сын Артём жил отдельно. Мы с Настей были вдвоём. Как ей сказать, что Боре нужна помощь? Что ему нежелательно жить одному. Ведь если абстрагироваться от ситуации, не факт, что успешный Матвей не сдаст отца куда-нибудь в дом престарелых.

Моя жена удивлённо посмотрела на меня, пытающегося сбивчиво что-то донести до неё, и сказала:

— Конечно. Если ты так хочешь. Пусть живет с нами. У нас же целых три комнаты! А то не дай Бог ещё раз грохнется.

Я всю жизнь работаю сварщиком, Настя – парикмахером. Успешность не определяет порядочность. Жаль, моя мама не дожила, чтобы узнать об этом. Увидеть воочию. А мне оставалось самое трудное… простить и забыть то, что я пережил, когда Боря стал мне вдруг чужим.