Девушка сидела на кровати, пождав ноги, и раздраженно повторяла:
— Он мне не нужен. Я от него отказываюсь. Мне нужен только Андрей, а он сказал, что ребенок ему не нужен. Значит, и мне не нужен. Делайте с ним, что хотите — мне без разницы.
— Детонька моя! Это же варварство — отказываться от собственного дитя. Даже звери так не делают, — сказала заведующая отделением.
— Да плевать, что делают звери. Выпишите меня сейчас же, а то я вам тут устрою — мало не покажется, — исступленно заорала недавно родившая.
— Вы, детонька, набитая дура, прости Господи! — заведующая вздохнула.
Её опыт подсказывал, что в данном случае медицина бессильна.
Эту девушку перевели неделю назад из родильного отделения к ней в детское. Вздорная и скандальная девица. Она наотрез отказалась кормить ребенка сама, как ее не уговаривали. Только согласилась сцеживать молоко, но тут ей самой деваться некуда было.
Лечащий врач ребенка, молоденькая Маша, безуспешно билась с девицей. Та бесконечно закатывала истерики. Маша пыталась объяснить ей, что это опасно для ребенка. Тогда девушка заявила, что раз так, то она сбежит. Растерявшаяся Маша позвала заведующую, и та битый час пыталась уговорить неразумную мамочку. Но та твердила, что ей надо к ее парню, что он ждать ее не будет — уедет без нее.
Но заведующая решила не сдаваться, за долгие годы работы она перевидала таких мамаш. Она может подержать девицу здесь еще дня три. Вот пусть полежит, подумает, может, одумается. Услышав про три дня, девушка пришла в ярость.
— Да вы совсем сдурели? Андрей и так на меня злится из-за этого чертова ребенка, а вы мне еще подляну кидаете. Не понимаете, если я не поеду с ним на юг, то он Катьку возьмет.
Она разрыдалась и кричала, что они тупые и не понимают, что Катька только и ждет, чтобы увести ее парня. Этот ребенок вообще был ей нужен только потому, что надеялась, что женится.
Заведующая вздохнула еще раз, отдала распоряжение напоить ее валерьянкой и направилась к двери палаты. Ординатор, которая молчала всё это время, пошла за ней следом.
В коридоре она остановилась и тихо спросила:
— А вы верите в то, что ребенку будет хорошо с такой матерью? Если ее так можно назвать.
— Детка моя, — сказала заведующая. – Ну, что делать? Иначе его отправят в дом Малютки, а потом детский дом. Все-таки семьи у них приличные: и у девицы этой и у парня. Может, попробовать с родителями поговорить? Все же взрослые люди, а это у них первый внук. Тем более, парнишка-то красавец. Ты разузнай координаты родителей. Надо мне с ними пообщаться.
Девица сбежала в тот же день. Заведующая позвонила родителям. В семье молодого человека с ней даже не стали разговаривать.
За вещами девушки через два дня приехал отец — хмурый неприятный человек. Заведующая попыталась поговорить с ним, предложила посмотреть ребенка. На это неприятный человек сказал, что его это не интересует. И добавил, что заявление на отказ дочка напишет, а он передаст бумагу через своего водителя. Заведующая сказала, что так не пойдет, девушка должна прийти сама — ее не выписывали. Что должно быть все по правилам, иначе будут проблемы. Услышав эти слова, неприятный человек напрягся. Видно, у чиновников страх уже в крови и он пошел на попятную. Он сказал, что пришлет жену и пусть та во всем разбирается.
На другой день пришла маленькая бесцветная женщина. Она села на краешек стула и сразу начала плакать. И все время шептала, что это такое горе. Родители этого мальчика срочно увезли его за границу. Семья у них состоятельная, и у них большие планы. А тут такая неприятная история. Дочка рыдает целыми днями, даже кричит ужасные слова, что ненавидит этого ребенка. Сначала звонила родителям этого мальчика, а теперь заявила, что поедет за ним за границу. Узнает, куда его отправили, и никто ее не удержит. Она будет с Андреем, пусть хоть весь мир лопнет от злости. Вот такие слова кричит дочка все время, плача рассказывала маленькая женщина.
Заведующая вздохнула и предложила посмотреть на ребенка, надеясь, что хоть у бабушки пробудятся какие-то чувства. Чувства пробудились, но от этого стало только хуже. Женщина смотрела на малыша на руках у заведующей, и, рыдая навзрыд, причитала, какой хорошенький. Она бы его с радостью взяла. Но, что она может сделать? Муж запретил, дочка не хочет. Маленькая женщина достала новый платочек и еще горше зарыдала.
Заведующая произнесла только: «М-да» и велела медсестре напоить женщину валерьянкой, ворча, что из-за этих дурищ в отделении скоро кончатся запасы успокоительного.
Она сходила к главному врачу, всё рассказала и сообщила, что намерена пока держать ребенка в отделении. Главный раньше был хорошим педиатром. Увидев малыша, он расплылся в улыбке и спросил, чем мальчика кормят. Такой крепыш, такой бутуз — просто пончик. Так к малышу это имя и приклеилось.
Пребывание Пончика затянулось на несколько месяцев. Сначала уговаривали мать ребенка. Она несколько раз приходила, даже играла с ним. Сообщила, что копит деньги на билет, якобы, вычислила, где находится ее парень. А пока ей делать все равно нечего, она может и приходить. Казалось, что она привыкает к малышу. Он ей тоже радовался и со временем начал узнавать. Мать ее тоже приходила, охотно возилась с малышом и играла, только, уходя, всегда плакала. Извинялась за дочку, говорила, что та любит своего парня, как ненормальная. Заведующая говорила, что это не любовь, а похоть.
Все шло как-то не так. Мать и бабушка приходили, заявление не писали, но и дитя не забирали. Заведующая решила поговорить с ними о ребенке серьезно и сурово, как тут он заболел и очень тяжело. Все переживали, а ординаторша Маша, как только была возможность, сразу бежала к нему. Пончик лежал потный, мокрые волосики прилипли к влажному лобику.
Он потерял в весе и стал слабенький, и Маша без устали носила его на руках, приговаривая, что он уже никакой не пончик, а, скорее, блинчик. Но мальчика выходили, он снова набрал вес и стал прежним Пончиком — любимцем всего отделения. Больше всех он радовался Маше, она всегда носила яркие коралловые бусы, а он, сидя на руках и пыхтя, пытался до них добраться и укусить. И когда ему удавалось это сделать, то он заливался довольным смехом. Надо сказать, что оба были счастливы от этой игры.
Но в один из дней этой идиллии пришел конец. Девица случайно узнала, её парень на ком-то женился. Она пришла в исступление и в ярости кричала, что все вокруг это специально подстроили, чтобы их разлучить. Она ненавидит всех, а больше всего ненавидит этого ребенка. Если бы его не было, она бы сейчас была с Андреем, и они были бы счастливы.
Она видеть этого ребенка больше не хочет. Сейчас же отнесет заявление об отказе, и пусть его отправят в детский дом. А она все равно поедет к Андрею, она уговорит его, он бросит эту дрянь и женится на ней. Она искренне верила в придуманную иллюзию. Только последствия этой иллюзии были реальными – она написала заявление об отказе от ребенка. Принесла его главному врачу и положила на стол. Потом ничего не говоря, развернулась и ушла. И всё! Главный вызвал к себе заведующую.
Когда она вернулась, мрачная и злая, то хмуро сказала:
— Всё! Написала заявление. Главный велел оформлять бумаги в дом малютки. Ну, что теперь поделаешь? Будем оформлять.
Молоденькая ординаторша заплакала. Заведующая села за стол, сняла очки и долго протирала их, что-то бубня себе под нос. Все знали, что, если суровая заведующая протирает очки, значит, нервничает. А бывало еще, когда чувства ее совсем переполняли, так она от переживаний терла их полой халата. Она так пыталась скрыть слезы. Но такое случалось крайне редко — женщиной она была строгой.
В этот момент Пончик радостно резвился в своей кроватке. К нему в палату пришла медсестра, а он всегда был в восторге, когда к нему кто-то заходил. Медсестра, делая привычно свое дело, агукала ему, а он, счастливый, взвизгивал в ответ, энергично дрыгая ручками и ножками. Вдруг он замер, как будто прислушался или задумался, а потом вдруг притих.
Медсестра, которая была с ним в палате, божилась, что так и было. Она подошла к нему проверить, что случилось, и тут он посмотрел на нее. Она не знала, как объяснить, что было в этих маленьких светлых глазенках, но она почувствовала, как что-то заныло у нее в груди, и слезы сами покатились по щекам.
Ребенок смотрел на нее, а она плакала. Она не знала, что произошло и почему она плачет. Это потом она узнала, что это случилось в тот момент, когда его мать писала отказную. Она рассказывала об этом, заливаясь слезами, а заведующая сердито буркнула, что нечего ерунду городить. Выдумают всякий вздор, а потом разводят сырость. Всё это глупые сказки, ничего эти младенцы не знают. Суеверие это всё, просто так совпало.
Брошенные дети всегда знают о том, что от них отказались. Чувствуют ли они сами или ангелы им шепчут на ухо печальные вести, но они затихают. Как будто стараются с этого мгновения стать незаметными, не мешать никому, не беспокоить. Они, словно знают, что скоро мир постарается от них избавиться, стыдливо запихнув в серое унылое заведение. Надо стать тихим и неприметным — ты же никому не нужен. Никому во всем огромном мире. И неважно: голоден ли ты, горячий ли у тебя лобик. Никто не станет читать тебе сказку на ночь, не укроет одеялком.
Мир к тебе безразличен — он тебя не замечает. Мудрые брошенные дети знают об этом и их щенячий взгляд полон безысходности. Немилосердный мир, он слишком одаривает одних и всё забирает у других. А бедное дитя будет пытаться долгие годы понять, почему его отвергли, чем он плох, что он сделал не так?
Но нет ответов на эти вопросы. Равнодушный мир отверг тебя бездумно и бессмысленно. Так получилось. Ты тут не при чем. Но ты пока не знаешь об этом, поэтому будешь долго страдать, моё невинное дитя. Страдать за чужие подлости и ошибки. Расплачиваться за равнодушие и эгоизм других. Но у тебя есть надежда. Надежда, что тебе повезет, что случай поможет тебе и мир обратит внимание на тебя. В этом бессердечном мире есть добро, только не так много, но оно есть. Ты верь, дитя моё, ты жди и верь.
С того дня мальчик тихо лежал в кроватке, он перестал играть, не улыбался в ответ. На все попытки его развеселить, просто смотрел в глаза, невыносимо серьезно.
Маша безуспешно пыталась его расшевелить:
— Пончик, может быть, ты на ручки хочешь? Ну, давай, пойдем на ручки. Смотри, у меня бусы есть, давай поиграем?
Она протягивала к нему руки, ободряюще улыбалась, надеясь, что и он протянет, как обычно, руки к ней. Но он отстраненно смотрел на нее — даже не шевелился. Она возвращалась обратно и плакала.
Но однажды она сорвалась и закричала:
— Мы же его предаем, понимаете, предаем. Сначала эти сволочи, а теперь мы! Он же не виноват, что его угораздило у этих гадов родиться! Ненавижу!
Она сидела на диване, уткнувшись головой в колени, и даже не плакала, а как-то жалобно подвывала. Заведующая встала из-за своего стола, подошла и села рядом.
Она гладила ее по плечам и говорила:
— Детонька, я сама не знаю, что делать. Мне жалко Пончика, ты себе не представляешь, как жалко. Ох ты, Господи! Что за работа такая?
— А я не буду сидеть и ждать, я буду действовать.
— Ну, тогда и не сиди, — рассердилась заведующая. — А то сидит она тут, воет. Вон халат мне весь замочила. Действовать, значит, так тому и быть. Только не говори мне, что ты собралась его усыновить. Да тебе его и не дадут. Живешь в общаге – раз. Мужа нет — два. Так что, даже слушать не хочу. Это эмоциональный порыв. Знаешь, сколько за мою жизнь у меня этих Пончиков было? И не сосчитать, прости Господи, так что, давай договоримся. Мы дадим тебе время, а ты ищи ему родителей. Хороших родителей. Вот так, детонька. Прекращай тут сырость и бегом искать.
И Маша начала искать Пончику родителей — самых лучших на свете. Она делала всё настолько искреннее и страстно, что этой историей прониклись даже сотрудницы в районо. Но, очевидно, ангелы бывают не только на небе, хоть в этом Пончику повезло. Но и сам малыш ей помогал, по-своему, как мог. Он заболел, обычная простуда, но выписывать и оформлять нельзя. Как сказала заведующая: «Первый раз за всю свою жизнь почти радуюсь, что ребенок заболел. Прости Господи!»
И, наконец-то, она нашла такую пару. Лана и Лев. Им было за тридцать лет, своих детей не было. Они много лет мечтали о ребенке, но никак не получалась, поэтому решили, что пришло время усыновить. Лана была милой изящной женщиной, с мягкой улыбкой и мелодичным голосом. Её муж, Лев, был крупным мужчиной, подтянутый и крепкий, он был похож, на военного. Было видно, что он обожает жену. У них дома было очень хорошо, светло и душевно. Маша выдохнула, теперь нужно было, чтобы им понравился малыш, поэтому они договорились о визите в больницу.
Заведующей они тоже понравились. Она даже присвистнула, когда увидела Льва, но тут же слегка смутилась:
— Извините, это я от восхищения. Не каждый день такой крупнячок увидишь, — и, не удержавшись, полюбопытствовала. — С каким весом родились, детонька?
— Простите, — растерялся гигант. – Не понял… А мой вес при рождении? Эти данные нужны для усыновления? Так я у мамы спрошу.
— Извините, доктор, он свой день рождения не помнит, а вы такие подробности его спрашиваете, — сказала Лана, а потом, не выдержав, засмеялась. — Он теперь маму замучает вопросами.
— Это не нужно для усыновления. Просто вы очень похожи на Пончика, — пояснила заведующая.
Перед палатой Лана шумно выдохнула, открыла дверь и решительно шагнула вперед. Пончик спал. Он раскраснелся во сне, разбросав в стороны ручки с нежной кожей и маленькими ноготками, а в уголке глаза застыла крохотная слезка.
Вдруг мальчик забеспокоился и приоткрыл глаза. Он сначала бессмысленно переводил взгляд с одного человека на другого, но, когда дошел до лица Ланы, то замер. Он сначала нахмурился, потом широко открыл глаза. Лана, не отрываясь, смотрела на него, стараясь рассмотреть каждую черточку. Пончик внимательно и немного настороженно изучал её. Она протянула к нему руку и тут он, неожиданно потянувшись, крепко ухватил ее за большой палец. Все облегченно засмеялись, говоря, какой шустрый мальчишка. Только Лана и младенец продолжали, не отрываясь, смотреть друг на друга.
Вдруг Пончик неуверенно улыбнулся, едва, чуть заметно. Лана тоже улыбнулась ему и кивнула ласково, а он что-то тоненько пискнул в ответ. Все затихли, понимая, что происходит что-то непонятное, но очень важное. Все терпеливо ждали какое-то время, а потом заведующая кашлянула негромко и сказала:
— Давайте на первый раз завершим свидание. Вы пойдете домой, подумаете, посовещаетесь и решите…
— Нам не надо думать, — не поворачиваясь к ней, спокойно сказала Лана. – Мы уже всё решили.
Заведующая изумленно подняла брови и вопросительно посмотрела на мужа, не зная, что сказать. Гигант удивленно глянул на жену, вернее, на ее спину, но быстро спохватившись, сказал:
— Ну, да, наверное. Мы уже посовещались и решили. Ну, что хотим именно этого малыша.
Лана улыбнулась малышу и потянула свою руку. Пончик напрягся, но не выпустил ее палец. Лана еще потянула, но малыш по-прежнему сжимал ее палец со всей силой слабых маленьких пальчиков. Он перестал улыбаться и не сводил с нее взгляда. Повисла напряженная тишина.
— М-да, прости Господи! Вы, это, посильнее потяните руку, – сказала заведующая. – У них хватательный рефлекс в этом возрасте сильно развит.
— Причем здесь хватательный рефлекс? — так же спокойно сказала Лана, по-прежнему не поворачиваясь. – Он просто боится, что я не вернусь.
Она внимательно посмотрела на Пончика и ласково сказала:
— Ты отпусти меня, пожалуйста, сейчас. Мне нужно уйти. Но я обязательно вернусь, слышишь. Обязательно! Я тебе обещаю. Ты мне теперь должен верить.
Пончик замер на секунду, вслушиваясь в ее мелодичный голос, и… разжал ручку. Потом снова широко заулыбался беззубым ртом с одним молочным зубом и издал пронзительный радостный писк.
— Я вам уже объясняла, это рефлексы такие. Я так думаю, да, это явно рефлексы, — сказала заведующая и, сдернув быстро очки, стала яростно протирать их полой халата, что-то бормоча себе под нос...
Автор: Елена Павличенко
