Хмурое октябрьское утро. В дом на окраине посёлка стучится старик. Хозяйка открыла двери и равнодушно поздоровалась:
— Здорово, Петрович. Чего тебе?
— Не сердись, Маргарита, — Виновато улыбается пожилой мужчина в грязных обносках. — Оказывается, у меня соль закончилась. Одолжишь?
— Ты скоро у меня все продукты перетаскаешь, — усмехается женщина, направляясь в дом. — Жди. Сейчас вынесу.
***
Юрий Петрович давнишний сосед Маргариты. Точнее был им много лет. Всё шло своим чередом в семье Шиловых, супруги вырастили и отдали замуж дочь Наталью. Зять поселился в просторном доме жены. Конфликтов никогда не было, но и тесных родственных связей не вышло. Валерий недолюбливал тестя за его простоватый, деревенский нрав. Дочь Наталья поддакивала мужу и с брезгливым высокомерием косилась на родителей.
Год назад от инфаркта умерла жена Юрия Петровича. С этого всё и началось.
Юрий от горя не мог долго оправиться и ушёл в запой. Отношения с зятем и дочкой окончательно испортились. Начались скандалы. В один из таких вечеров, Валерий с Натальей выселили несчастного старика из его собственного дома в сарай.
Просто вытащили, когда он спал пьяный, как мешок с ненужными вещами и бросили на солому. Туда же полетели и немногочисленные вещи старика, книги и семейные фотографии.
Когда Юрий Петрович проснулся от холода и огляделся, где он находится, то поспешил в дом. Но дочь ему не открыла, а только выкрикнула:
— Здесь нет место пьяной скотине. Иди в сарай. Там теперь твоё место!
Мужчина долго не мог осознать, как вышло, что он воспитал такую бездушную дочь. Но делать нечего. Он утеплил, чем нашёл стены, обустроил лежанку и остался жить в сарае.
Соседи, когда узнали о вопиющем поведении Натальи, возмущались и даже самые дерзкие стыдили её, при встрече, но дальше вмешиваться в их семейные отношения не стали.
Старика многие подкармливали остатками от ужина, давали продукты. К своему давнему другу Максиму Юрий Петрович ходил мыться в баню и постирать скудное тряпьё. Кто-то отдал старику полуразвалившуюся мебель: табурет и шифоньер, кто-то выделил плитку, чайник и алюминиевую посуду. Так и жил старик в сарае, доживая свой век.
Через минуту Рита вынесла соль.
— Вот, держи. Здесь должно хватить. Попробовать дашь, то, что готовишь? — смеётся она старику.
— Не знаю, что получится. Да, ты не станешь такое. Там остатки перловки и кукурузная сечка. Похлёбка нехитрая, но на любителя, — улыбается он в ответ.
Юрий Петрович с дочкой и зятем почти не общался. Они сторонились бездомного старика и с укором смотрели на его заношенное тряпьё. Наташа искренне считала, что отец позорит её — такую интеллигентную, образованную своим нищенским видом.
«Сам виноват, что докатился до такой жизни, — оправдывает она себя. — Пусть спасибо скажет, что терплю его».
Она позволила отцу жить рядом, только в память о матери. Хотя муж Валерий много раз настаивал, чтобы она выгнала его со двора.
— Да, куда он пойдёт? — Спрашивает удивлённо Наташа. — У нас здесь нет родных. А знакомые пускают его помыться и постирать. Ты хочешь, чтобы он вонял в нашей ванной?
— Нет, конечно, — соглашался Валерий.
Справедливости ради, надо заметить, что ванну и весь ремонт в доме делал ещё Юрий Петрович. А теперь он даже переступить пород своего дома не может.
Человек ко всему привыкает. Привыкли и местные жители, что в их посёлке обитает бездомный старик. Когда он приходил в магазин, они косились на него с брезгливой жалостью, и шептались за его спиной.
— Зачем такой никому ненужный бродяжка живёт на свете? — Громко рассуждают женщины. — Прибрал бы его господь, и всем бы стало легче.
— Верно, Матрёна, — соглашается вторая. — Как его дочка терпит, ума не приложу? Грязный, вонючий! У него небось и вши.
Юрий Петрович опустил голову, услышав разговор, и грустно поплёлся в своё убежище.
Осуждая несчастного старика, со временем односельчане перестали считать его равным себе.
«Кто он? Почти скотина, животное, — морщат они нос. — И кто мы. Мы люди».
Как ни странно, но так рассуждало большинство, живущих в посёлке. Даже его дочь.
В тот вечер Юрий Петрович поужинал, чем бог послал. А послал ему бог: засохший пирог, что выделила соседка и хвост селёдки. Старик вышел на улицу и уставился в ночное небо. Большую часть небосвода закрывают редкие облака, которые гнал ветер. Холодно.
Он покурил самокрутку и вернулся в сарай. Устроившись на набитом соломой матраце, долго ворочается, пытаясь найти удобную позу, чтобы не кололо бок. За стеной воет осенний ветер. У Старика разнылись простуженные колени. Он пытается заснуть, но боль теребит его и будит. Он сел. Окинул своё убежище, и невольно по небритой щеке покатилась слеза.
— Боже, зачем я живу?! — Взмолился старик. — Я никому не нужен. Да, и мне одни страдания. Моя любимая доченька Наташа выгнала меня из дома, и считаем меня не человеком, а скотиной. А ведь я так любил её, воспитывал, баловал, замуж выдал. Я знаю, что ей и зятю мешаю. Если я сегодня ночью засну и не проснусь завтра, то она будет только рада. Но, я не жалуюсь, — испуганно поясняет он. — Мне ничего не нужно. Только немного любви моей Наташи…
Он зажмурился, и его плечи затряслись от молчаливого рыдания. Он вытер мозолистой заветренной ладонью слёзы и вздохнул:
— Я ничего не прошу, боже. Пусть на всё будет твоя воля.
Он ещё немного посидел и лёг спать.
Проснулся Юрий Петрович от сильного толчка в бок. Открыл глаза. Никого. Полежав какое-то время без сна, решил встать. Сел, разминая затёкшие холодные ноги. Лунный свет проникает в крохотное оконце сарая. Но яркие блики словно пляшут, меняя своё направление. Старик посмотрел туда и удивился. Вышел на улицу, чтобы понять, откуда так ярко светит.
Сразу ударил в нос едкий запах дыма. Он смотрит по сторонам.
«Неужели окурок остался не потушен? — Переживает он. — Нет. Пахнет оттуда».
В доме дочки светло, словно горит свет. Присмотрелся. Нет, это дрожит в окнах огонь.
Старик бросилась к двери. Дёргает. Заперта. Он давит звонок. Никто не отвечает. Тогда он бросился к одному из окон. Стучит. Тишина. Он пыталась вспомнить, где у дочки спальня. Кажется, он ошибся на одно окно. Снова барабанит в окно, но результата нет.
Напуган, растерян. Юрий бежит к соседу Ивану, что живёт через дорогу. Тот вышел сразу.
— Скорее! — Кричит, запыхаясь, старик. — Там у дочки пожар. В доме горит. Не могу достучаться. И дверь не открыть. Помоги!
Иван взял необходимые инструменты и побежал за ним. Двери удалось взломать. Дом заполнен едким дымом. Огонь ползёт из кухни.
Иван и Юрий бросились в спальню. Наталья и Валерий без сознания. Иван потащил мужчину, а Юрий схватил дочь на руки и понёс к выходу.
Выбрались на улицу. Иван позвонил и вызвал пожарных.
— Юрий Петрович, сейчас я подгоню машину, — говорит Иван, склонившемуся над дочкой отцу. — Их надо в больницу.
Расстроенный отец тоже поехал. В больнице им сказали, что пострадавшие надышались дымом, но серьёзной угрозы жизни нет. Ожоги только на руках у Юрия и Ивана, которые они получили при спасении погорельцев.
Юрий Петрович каждый день навещает дочь. Она так подавлена, в такой сильной депрессии, что ни с кем не разговаривает. Лежит, отвернувшись к стенке лицом, и молчит.
— Доченька, — окликает её, улыбаясь, отец. — Не надо, не переживай. Дом мы новый построим…
Он запнулся и замолчал. Понимает, что денег на постройку дома ему нигде не достать. О том, что зять Валерий, сразу, как выписался из больницы, уехал с любовницей в город, он боялся сказать дочке. Но та сама узнала от доброжелателей. Наташа понимает, что осталась на улице, без мужа и денег одна. Ей так страшно, что не хочется жить.
Настал день выписки. Отец радостный встречает её на крыльце. Она стоит и понимает, что идти ей некуда.
Она спешит к своему дому. Но видит обгоревшие головёшки и скорбные взгляды соседей. Кто-то принёс старый диван, который готовил на выброс, кто-то старые вещи. Всё кучей сложили возле сарая.
Наташа долго стоит и смотрит на обгоревшие доски и печную трубу. Всё, как во сне.
«Я теперь тоже бездомная?» — Спрашивает она себя. Её трясёт.
Серые тучи разверзлись, и полетел снег. Отец обнял дочь за плечи и повёл в сарай.
— Пойдём, холодно, Наташа. Я чай сейчас согрею, — говорит он, заводя дочку в полутёмное помещение.
Наташа ужаснулась:
«Боже! Это здесь жил мой отец? Это кара за моё бездушие. Как я была не права. Зачем я слушала Валеру и выгнала отца из дома? Теперь умру здесь, как бездомная собака». — Она разрыдалась.
— Наташа, не плачь, — утешает её отец. — Всё будет хорошо, поверь мне.
— Нет, папа, — плачет она. — Ничего уже не будет. Я не хочу так жить! Слышишь, не хочу!
Она ещё долго не могла успокоиться: шмыгала носим, и вздрагивала от холода. Потом устала и смирилась. Легла на чей-то диван прямо в одежде. Отец укрыл её обгоревшим пледом и сел рядом.
Он пил чай и слушал дыхание спящей дочери. На землю спустилась тихая ночь и яркой луной заглянула в оконце. Юрий Петрович смотрит на луну и улыбается:
— Спасибо тебе, Господи, что спас мою Наташу. Помоги ей обрести счастье и очаг. Она такая хрупкая и беспомощная, защити её от невзгод.
Он допил чай и лёг на свой матрац. Утром он проснулся от стука в двери. Встал, оглянувшись на спящую дочь, и вышел на улицу.
— Вот, — протягивает ему горячую кастрюлю соседка Маргарита. — Каша. Ещё горячая. Поешьте с дочкой. Как она?
— Рыдала весь вечер, — вздыхает он. — Она не может жить в сарае. Нам бы хоть какой-нибудь крохотный домик. Ты не знаешь, Рита, может, пустит нас кто-нибудь пожить?
Женщина пожала плечами и протянула кастрюлю:
— Извини, не знаю. Кастрюлю потом на крыльцо мне поставь.
Юрий Петрович открыл крышку и задохнулся от ароматного запаха пшённой каши. Сверху таял кусочек масла. Он чуть не подавился слюной, как захотелось есть. Побежал к дочери.
Поставил на плитку чайник и окликнул её:
— Наташ, просыпайся. Сейчас завтракать будем. Соседка Маргарита нам кашу принесла. Садись, поедим, пока горячая.
Наташа не спала. Она лежала, отвернувшись лицом к стене, и думала:
«Нет! Я такой жизни не хочу. Я не хочу быть бездомной, как отец. Хотя, сама его выгнала. Я не могу! Не могу! Лучше умереть. Точно. Когда отец уйдёт, я повешусь».
Приняв твёрдое решение, она категорически отказалась вставать и есть.
Юрий Петрович вышел на улицу, чтобы собрать дров и поговорить с односельчанами. Он очень надеялся, что Наташу сможет пристроить. Но все подруги дочери отказались пустить её к себе:
— Нет, Юрий Петрович, — мотает головой Вера. — Даже не проси. Это временно растянется на неопределённый срок. А, значит на годы. Извини, не пущу.
Обойдя всех, от кого он надеялся получить помощь, старик, обречённо опустил голову и возвращается обратно.
Его кто-то окликает:
— Простите, вы погорельцы?
Он оглянулся, украдкой смахнув с глаз слёзы. Перед ним незнакомый молодой мужчина выглядывает из машины.
— Да, — кивает старик. — Мы с дочкой. А вы хотите помочь или так из любопытства спрашиваете? — Интересуется он.
— Я по делу, — говорит мужчина, выходя из машины. — Мои дальние родственники померли и оставили домик в вашем посёлке. Он мне совершенно не нужен. Если хотите, то занимайте его, хоть сегодня. Поехали, я вам покажу.
От волнения старик замотал головой и закрыл руками лицо. Он не мог удержать слёз радости и стыдится их.
— Поедем за дочкой, — просит Юрий Петрович. — Это на следующей улице. Здесь не далеко. Пусть Наташа посмотрит. А вдруг, она не захочет жить со мной?
Мужчина открыл дверцу машины, и улыбаясь, предложил ему сесть. Старик растерялся. Потоптавшись немного, сел. Они остановились возле калитки. Отец с радостным выражением лица бежит к сараю. Распахивает двери и кричит:
— Наташенька, я нашёл тебе дом.
Он озирается кругом, но дочери не видит. Следом входит мужчина и сразу кричит:
— Стой! Что ты делаешь?
Только теперь отец увидел, что дочь в углу сарая приготовила себе виселицу и надевает на шею верёвку. Они подбежали к ней.
— Наташа, ты будешь снова жить в доме, — говорит ей отец. — Вот, человек, — он показывает на незнакомца. — Он отдаёт тебе свой дом. Поехали смотреть?
Наташа обняла отца и зарыдала. Они с мужчиной не могли её успокоить. Так, рыдающую, и посадили в машину. Приехали. Дом небольшой, но крепкий и очень уютный. Вошли внутрь. Тепло и чисто.
— Там целая поленница дров, — говорит мужчина. — Надо печь затопить, тогда будет теплее. Я сейчас тороплюсь, а на неделе заеду к вам и утрясём все формальности.
Он попрощался и уехал. Юрий Петрович затопил печь, и в доме стало ещё уютнее. Он потоптался у порога, словно хотел что-то сказать. Потом покашлял и говорит:
— Ладно, дочка. Пойду я. Поздно уже.
Он развернулся и направился к порогу.
— Пап, — кричит Наташа. — Постой! Ну, куда ты?
Она подошла к отцу и заглянула ему в глаза:
— Прости меня, пап. Оставайся! Будем жить вместе, как раньше. Я больше никогда тебя не выгоню…
Она задохнулась от волнения и расплакалась. Отец прижал её к себе и погладил по голове.
— Будет. Будет, слёзы лить. Жизнь налаживается, дочка. Давай чай пить.
Он улыбается дочери, а сам плачет. Плачет от счастья. Ведь ещё вчера, он молил бога помочь дочери, а бог помог и ему.
