Девочка была одета в старую куртку, облезлые башмачки, клетчатое платье. Возле нее стоял ящик, на котором были разложены вышитые носовые платочки и черепашки из бисера. Темно-русые волосы, Чуть веснушчатый носик. А вот глаза удивительные — фиалкового оттенка, не синие, а больше фиолетовые. В обрамлении длинных пушистых ресниц. Такие увидишь — никогда не забудешь.
Рядом с ней бойко торговали дарами сада бабульки.
Мужчина и женщина, вышедшие из «Мерседеса» и направляющиеся в контору нотариуса, уже прошли мимо… Как вдруг женщина вернулась и встала напротив девочки. Та приветливо улыбнулась ей. Незнакомка взяла сделанную из бисера черепашку. Ее руки дрожали.
— Лика! Мы опаздываем! Надо забрать документы и уезжать, — раздраженно произнес ее спутник.
Это был яркий брюнет лет 35-ти, в деловом костюме. Его можно было бы назвать красивым, если бы не жесткая складка у рта и не угрюмое выражение лица.
— Леша... Смотри. Черепашка… — сказала его спутница и на её глазах выступили слёзы.
— И что? Пошли, некогда, — мужчина уже почти развернулся.
Но тут услышал шепот:
— Яночка таких же делала. Помнишь яночкиных черепашек?..
Он сжал кулаки. Кровь отлила от лица, и оно стало совсем бледным. Нет – он не хотел помнить! Никаких черепашек! Слишком много той боли, с которой они не могут справиться уже год. Его «золотоволосая принцесса» снится ему почти каждую ночь.
Сколько можно жить с этой не выстраданной виной? Каждый день он ругает себя, но нет ему прощения, нет искупления.
Он сам был с шестилетней дочкой во дворе. Она играла с мячом… его отвлек звонок. А дальше все: туман и пропасть…
Мячик, который катится в никуда. Его дочка на асфальте. Компания этих придурков, которые ехали с клуба. Они вышли из автомобиля, еле держась на ногах. И не ехали по двору — летели. То, что их наказали – ничего не изменило. Яны нет. Больше нет. И как бы не говорила жена, что он не виноват, себя простить он не смог.
Он обожал дочь, жил ею. А теперь... не живет – ходит, как робот. Ест, спит, занимается делами, но не живет. Хочется забыть, а теперь вот – эти черепашки.
Подошел, взял в руки одну. Да, Яна делала таких же. Удивительно!..
И тут он впервые посмотрел на девочку, которая их продавала. Бедно одетая. Его дочь ходила в самых красивых нарядах. Что за родители, которые разрешают ребенку торговать на улице этими черепашками? Он уже готов был недовольно озвучить свой вопрос, но тут вмешалась жена.
— Хорошенькие такие! Сколько стоят? Я куплю. Всех. И платочки, — произнесла Лика.
Девочка аккуратно сложила вещички, протянула в пакетике.
— Спасибо вам, тетя. Что всех купили. Но это же очень дорого – триста рублей. Давайте я вам скидку сделаю? Будет на целых 50 рублей меньше, — улыбнулась она.
Алексей нервно улыбнулся: «Дорого?.. Для него не существовало этой суммы – копеечной».
— Охота тебе этих черепашек делать за такие смешные деньги? На шоколадки не хватает? А мама с папой, почему тебе денег не дают? — произнес он, несмотря на протестующие взгляды жены.
— Это не на шоколадки. Мне хлеба надо купить, молока, кашу. Обрезки на суп. И если останется, то маме еще на апельсинчик, — ответила юная продавщица.
Мужчина почувствовал, что покраснел. Он забыл, что люди могут жить, считая копейки. Когда-то сам мечтал вылезти из этой трясины и вылез. Теперь у него есть все… кроме дочери. Он отдал бы «это все» не сомневаясь. Мог жить в хибаре, только бы увидеть снова Яну, взять ее на руки.
— У ней мамка инвалид. На лечение много надо, — вмешалась в разговор бабушка, продающая огурцы. — А девчушка хорошая. Мы тут ее иногда прикрываем. Нельзя же торговать. Говорим, что внучка, если что. А им и эта копейка вперед. Анечка после школы и уроки сделает, и сготовит. Мать накормит, потом сюда идет со своими черепашками да платками. Рукодельница она. Все свободное время мастерит!
— Значит, тебя Аня зовут? А папа ваш где? Мама болеет, а он? — спросил Алексей.
Девочка не обиделась на вопрос. Подняла на него глаза и просто сказала:
— У меня нет папы. И не было. А у мамы ножка сохнет. Она почти не ходит. Только по комнате.
— Извини, — Алексею стало неловко.
Он открыл бумажник, достал пачку купюр. Глаза торговавших рядом сильно расширились.
— На вот, возьми! — протянул деньги девочке.
— Нет, спасибо. Тетя уже дала денег за черепашек. Не надо больше, — Аня помотала головой.
— Бери, говорю. Купишь маме еды, себе куртку. И сладостей! — улыбнулся он.
— Нет. Это ни за что. Значит, нельзя брать, — она взяла свой ящичек и приготовилась идти.
— Хорошо тебя мама воспитала. И имя у тебя хорошее, — погладила ее по голове Лика.
— А меня, как цветок зовут. Мама рассказывала, что папа, когда за ней ухаживал, всегда ей приносил анютины глазки, — отозвалась Аня.
— Ты держись. Хоть и трудно! — на глаза Лики опять навернулись слезы.
— Дорогу осилит идущий! Так мама говорит. Спасибо, что купили черепашек, — и девочка ушла.
Забрав у нотариуса бумаги, Алексей и Лика выехали из города. Он хмуро смотрел вперед, словно какая-то мысль с болью рвалась наружу, но он никак не мог решиться высказать её.
— Леш, а ведь у этой девочки твои глаза. Один в один. Редкие. Разве так бывает? — спросила жена.
Тут он резко нажал на тормоз.
— С ума сошел! Я просто так сказала! Просто… редкий цвет – ближе к фиолетовому. Ну, мало ли – совпадение. Извини, глупо вышло с моей стороны, — Лика пробовала приобнять мужа.
Но он резко развернулся и помчал назад в город, из которого они только что уехали.
— Что происходит? Зачем мы возвращаемся? Леша! — воскликнула Лика.
— Погоди… Сколько ей? Девочке этой? Лет!.. — он повернулся к жене.
— Лет десять. Да, что происходит?..
— Понимаешь… ты… Да это же… моя дочь!.. — свернув к обочине, он остановился.
Уронив голову на руль и заплакал.
— Я тогда с девушкой одной дружил. Любил ее очень, жениться хотел. И это я носил ей эти самые анютины глазки. А еще, когда я ее бросил, высказав все, что о ней думаю, она эту же фразу произнесла, как моя Аня сегодня: «Дорогу осилит идущий… и они не пропадут». Я еще подумал тогда, что она про себя и Ваську – друга моего. А значит, она про себя и ребенка говорила, — Алексей остановился и предложил жене пересесть за руль.
Руки его от волнения тряслись.
— Почему вы расстались? — спросила Лика.
— Я пришел к ней, а она спит на диване. И Васька рядом. Потом давай глазами хлопать, мол, ничего не было, ничего не помню. Ну, а Васька… Она ему всегда нравилась, только предпочла меня. Тот, конечно, все рассказал. Полина, мать Ани все отрицала, плакала, но я ей не поверил. Уехал из города. Если бы не эта квартира от дядьки, ни за что не вернулся бы сюда, — вымолвил Алексей.
— Она похожа на тебя. Лицом копия ты. Только волосы светлые. Глупо. Ты свою собственную дочь не узнал. И мне об этом никогда не рассказывал, — усмехнулась жена.
— О чем рассказывать? Я даже не знал о ребенке!.. — он попробовал погладить жену по щеке.
— Но сейчас знаешь!.. Боже, твоя дочка одета кое-как, продает черепашек, чтобы купить хлеба! Родная дочь, Леша!.. – в сердцах воскликнула жена.
Он все еще никак не мог поверить в это, но чувствовал, что Аня – его дочь. Он ведь только что смотрел в свои собственные глаза на ее лице. И она делала таких же черепашек, как их Яночка. Получается, они были бы сестренками...
На том месте, где они расстались с Аней, уже приготовилась уходить последняя из бабушек.
— Постойте! Я здесь... мы тут были. Девочка с черепашками – Аня. Где она, скажите, где живет? Город маленький, наверняка вы знаете, — Алексей принялся умолять бабушку дать адрес.
— Это очень важно! Мы помочь хотим! — принялась уговаривать и Лика.
— Да вон, общежитие. На третьем этаже, там, за общей кухней сразу, — ответила старушка.
Он не помнил, как бежал по ступенькам – жену тянул за собой. И тут они услышали тихий вскрик. Алексей метнулся к кухне. У стены, стояла его дочь, а рядом — несколько подростков.
— 50 рублей мало! Еще давай, иначе всех черепах в колодец скинем! — сказал подросток лет 15.
— Не дам. Мне еще маме лекарства надо купить, а нам есть нечего! — Аня сжимала в руке деньги.
— Отошли все от нее! Быстро! — он закричал так, что из кухни ветром сдуло всех подростков.
Осталась только Аня. Ресницы слиплись от слез, но она пробовала улыбнуться через силу, глядя на него самыми красивыми в мире глазами – его глазами.
— А вы как тут, зачем?.. – удивлённо спросила она.
Алексей подхватил дочь на руки, прижал к себе и прошептал:
— Я приехал за тобой. Я твой папа...
Он шел по коридору, неся её на руках.
— Я ничего не знал о тебе. Ты прости меня. Тебе тяжело тут? — севшим голосом прошептать он.
— Нет, не тяжело – все так живут. А разве бывает по-другому? А то, что эти налетели, так они всегда ко всем цепляются. Но я бы никогда им не отдала деньги. Это маме. 50 рублей только отдала, иначе черепашек заберут. А больше не дам, я тоже могу отпор дать! Я же сильная!
Маленькая, худенькая большеглазая девочка в старом платьишке, которая говорит, что она сильная. И что все так живут. 10 лет вычеркнутых из жизни!..
«Простишь ли ты меня, моя дочка?» – думал Алексей в этот момент.
Они пришли, Аня открыла дверь комнаты. С постели приподнялась еще не старая женщина. Землистый цвет лица, лихорадочный румянец на щеках. Но сквозь все это он увидел другое. Светловолосую… похожую на статуэтку девушку Полину – его первую любовь. Анютины глазки.
— Здравствуй... Поля, — только и смог сказать Алексей.
— Ой!.. – воскликнула Полина и заплакала. – Подойди, солнышко мое. Любимый мой. Господи, как же я тебя ждала все эти годы! Есть Бог, Лешенька. Услышал он мои молитвы. Чудо свершилось, привел он тебя к нам. Анечка... Не оставляй ее, молю, не бросай! У нее нет больше никого. Твоя же она, Лешенька! Поверь мне. Только не бросай! Мне недолго уже... Она одна совсем будет!
Алексей обнял ее и прижал к себе. Он слушал сбивчивый рассказ о том, как Полина узнала, что беременна. А он был в отъезде. Как она пошла к его другу Василию, тот обрадовался известию, предложил чаю и хотел отвезти её к нему. Она выпила и все, пустота. Пришла в себя, когда Алексей, уверенный в том, что она ему изменила, уже ушел. Спешно уехал из города. И все.
— Да я этого подонка!.. Собственными руками!.. — стиснув зубы, проговорил Алексей.
— Он утонул Леша. В том году. Пьяный зачем-то в воду полез, — ответила Полина и подняла взгляд на Лику. — Твоя жена? Красивая, — она попыталась пригладить спутанные волосы.
— Дядя, тетя, я вам чаю принесла! К чаю только хлеб, но он очень вкусный, я его, когда купила, еще горячий был. Чуть полбулки по дороге не съела! — раздалось сбоку.
Алексей смотрел на дочь. Та держала на подносе две чашки и несколько кусочков хлеба. Хлеба!.. Он ел в ресторанах. И дома в вазах всегда конфеты и сладости. А его ребенок считает хлеб за лакомство. «Боже, прости!..»
— Не дядя я тебе – папа… — он посадил девочку на колени.
— Лешенька, она привыкнет. И в тягость вам не будет. Она все умеет. И готовит, и стирает, и учится хорошо. Она вас не стеснит, Леша. Ты только от нее не отказывайся. Она не сможет в детдоме. Не отдавай туда Анечку. Я понимаю, у вас свои детки, наверное, есть. Но не бросай ее, пожалуйста… — Полина вцепилась в его руку.
— Что ты говоришь такое. Конечно, не брошу. А дети... Наша Яна... Мы ее потеряли год назад, — вздохнул Алексей.
— Прости... Прости, я не знала, — Полина откинулась на подушку.
Лика подошла к ней, присела. Они неслышно разговаривали. А он все никак не мог отпустить с колен Аню. Казалось, она выйдет за дверь и все исчезнет. Растает, как мираж. Не будет этой девочки с черепашками и его снова ждет дорога в никуда. Алексей тряхнул головой.
— Папа... А почему ты плачешь? Ты не уедешь больше так надолго, папа? — маленькая ручка вытирала слезы с его щеки.
— Нет, родная. Никогда. Я теперь всегда буду рядом с тобой, — пообещал он.
Полина тихо ушла во сне через три месяца. Алексей удочерил Аню, официально доказал, что он ее отец. Лика заменила ей маму, оставив у девочки добрую память к Полине. Алексей достроил храм в городе, вложив в это немалые средства. И кроме как чудом, никак не может назвать встречу с дочерью, о существовании которой он даже не знал.
Да, не так давно они все вместе переехали в загородный дом. Там есть большая клумба.
И цветут на ней только анютины глазки!
Автор: Татьяна Пахоменко
