Тамаре без пяти минут тридцать пять – и она совершенно одна. Цифра – всего лишь грустная ирония над ее не сложившейся личной жизнью, которая была разрушена под натиском неудачного брака, поспешно заключенного в её ранние студенческие годы. Тамаре хватило смелости разорвать болезненно-мучительные отношения только год назад, когда от постоянной тревоги поседели прядки на висках. Красота зрелой, былой уверенной женщины блекла, как увядающая, некогда пышная, роза.
Какой дурочкой она оказалась, поверив красивым ухаживаниям бывшего супруга. И если первые пять лет замужества она могла стойко выносить благодаря своему бойкому, живому характеру, то с годами ей все меньше оставалось сил бороться с собственным мужем – он ни во что не ставил её: ни её труд, ни работу, которую она любила и которую из-за него она тихо начала ненавидеть, ни её старания сохранить семью. Последней каплей стало его холодное равнодушие к смерти долгожданного ребенка, крошечного сыночка, который родился недоношенным и прожил несколько часов в кувезе, а не в её объятиях.
Сердце Тамары, несчастной матери, до сих пор разрывается на части при малейшем воспоминание о сыне – о том, как он мог бегать на детской площадке в компании таких же детишек, звонко смеяться и звать её мамой. Как она готовилась к роли матери! Ярко и модно обставила детскую, несмотря на недовольство мужа, упрекавшего её в бессмысленной трате денег. Она с того самого дня, когда узнала о беременности, мечтательно представляла, как возьмет его на руки, нежно целуя его ручки.
Мысли о несбывшемся опять захлестнули ее с головой – и так невовремя, прямо на работе, когда ей предстоит проверить почти тридцать студенческих лабораторных, заполнить ведомость, дополнить докторскую диссертацию двумя главами о дифференциальных уравнениях и подготовить учебный материал к завтрашнему семинару. Слезы предательски застелили глаза и, чуть было, не испачкали листы работы одного из студента. Находясь в опустевшей аудитории, Тамара все-таки не сдержалась и зарыдала.
– Тамара Алексеевна, Добрый вечер! Олег Юрьевич просил напомнить о сегодняшнем собра…
Она совсем не услышала вежливый стук в дверь и не заметила появившегося в дверном проеме Дениса, молодого доцента, находившегося под ее руководством, который удивленно замолк на полуслове при виде плачущей Тамары. Как же ей было стыдно! Всегда строгая, чуть ли до тошноты, с холодной головой и вечно застывшей снисходительной улыбкой, Тамара плакала, как маленькая девчонка, как та самая Таня, потерявшая свой мячик.
– Тамара Алексеевна, что произошло? – нахмуренный Денис подошел прямо к её столу, заглядывая в её некрасиво раскрасневшееся лицо. Чужое присутствие отрезвило её, мгновенно она перестала захлебываться слезами и принялась искать салфетки в сумке, чтобы вытереть эти позорящие её мокрые щеки.
– Всё… всё хорошо, – приглушенно ответила отвернувшаяся Тамара, впервые стушевавшись под недоверчивым взглядом Дениса.
– Вам плохо? – держа руку на спинке её стула, он пригнулся еще ближе к ней, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Может, врач нужен?
Тамара тихо вздохнула, ее губы дрогнули в подобие улыбки: – Он здесь бессилен.
А за окном цвела весна: запах растущей зелени пробивался через раскрытые створки окон, слышался далекий крик чаек, а небо предзакатным огнем розовело. Вдруг одним рывком, сильные руки подняли Тамару на ноги и прижали её к твердому телу, источавшему приятный жар. Денис обнял ее за спину, позволяя ей тотчас напрячься от неожиданной заботы и в ту же секунду обмякнуть от успокаивающих поглаживаний.
Тамара не сдержалась и снова заплакала, утыкаясь носом в плечо Дениса. Денис, который был на несколько лет моложе и который был на голову выше её, крепко держал ее трясущееся бедное тело, шепча что-то – что-то важное, родное, но из-за громких всхлипываний она не могла ничего разобрать.
Тамара поняла, что ей так отчаянно не хватало все это время – ласки. Чтобы ее пожалели, разрешили выплакать ее горе, не упрекали за ее слабость и крепко-крепко обнимали, до ощущения тесноты. Денис, такой молодой, такой красивый, может, еще не совсем познавший жизненных тягостей, стискивал ее так, как будто знал о ее боли всё и забирал по частицам это поглощающее её целиком чувство.
Когда слез больше не осталось и глаза болезненно опухли, ее посадили обратно на стул и мягко сказали:
– Давайте вот, как поступим: я сейчас соберу свои вещи, и мы пойдем в кафе напротив пить чай. Там продают вкусные пирожные. Просто подождите пару минут и никуда не уходите.
Денис почти вышел за дверь, но его остановил на пороге слабый голос Тамары: – А… как же… собрание?
Он улыбнулся и задорно, по-мальчишески произнес: – Не переживайте. Скажем, что… забыли! Ничего Юрьевич не сделает. Да и пирожные будут всяко лучше, правда?
Денис прикрыл дверь, уходя – но он обещал быстро вернуться. И Тамаре впервые за долгие месяцы стало хорошо. Отчего-то хотелось верить словам Дениса, что «всё будет хорошо, всё обязательно будет хорошо», которые он шептал успокаивающе ей в шею. И в этом шепоте, ей вспомнилось, затерялось то самое нужное, искреннее, дорогое – его «Вы мне нравитесь, Тамара…».
Может, она выиграла у судьбы еще один шанс на счастье?
