Дед Витя никогда не любил Новый год. Вообще праздники не любил. День рожденья свой никогда не отмечал. А когда бабка начинала приставать, что надо бы «хошь юбилей отметить, детей-внуков да соседей позвать», орал на нее благим матом: надоела, мол, не хочу да и все, отстаньте от меня!
И стратегия у деда всегда была одинаковая: при подготовке к праздникам, он делал вид, что не хотел, что против, поэтому не помогал. Бабка его, Людмила — Люся, делала все сама. Убегается, бывало, еле ноги носит. Уж и сама не рада, что гостей назвала. Но, проходило время, и к следующему празднику все повторялось. Дедову стратегию она давно раскусила и не спорила. Ну его...
Жили они в деревне, в поселке, по нынешнему, а двух дочерей и сына в города разбросало, в разные. Вот и съезжались они сюда, встречались. На Новый год особенно дружно.
Каждый раз в декабре начиналась подготовка: продукты закупить, поросёнка зарезать, курей и утей приготовить — и на стол, и с собой дать, в доме прибраться, шторы постирать...
В общем, начиналась такая раздражающая деда суета, нарушающая его привычное спокойное существование, когда все на своих местах и в свое время, что он широко нервничал. Периодически уходил, делая вид, что по делам, лишь бы из дома улизнуть. Уходил к соседу, болтал с ним, или на старую работу свою в автодор, просто провести время.
Конечно, когда приезжали дети, он расцветал. Возился с внучатами, катал их на санях с горы, лепил снеговиков. А ещё много беседовал с сыном, хорошие у них с Люсей дети, хорошие внуки. Все нормально так-то.
Но вот эта предновогодняя сумасшедшая подготовка жены его всегда раздражала. Да что ж она придумывает себе кучу дел! Не баба, а беда какая-то!
Она до последнего была на ногах. Летом, когда она на грядку головой упала, Витя подумал — солнечный удар. Жарко было. А это был конец. Такой неожиданный своей спокойностью конец.
И вот первый Новый год без Люси. Без нее вообще все не так.
Осенью Витя запил. Хозяйство запустил, раздарил соседям скотину и птицу. Даже угля на зиму не запас. Хорошо мужики с работы спохватились, привезли ему. Потом опомнился чуток, но загрустил ещё больше. Детям сказал, чтоб не приезжали. Некому их встречать, некому готовиться. Это ж какую прорву наготовить надо, чтоб их приветить! Сам не справится.
Все к себе звали его на Новый год, но дед отказался. Куда ему, старому, тащиться уже.
Такой раньше раздражающий суетой и бряцаньем кастрюль декабрь теперь угнетал тишиной. Никто не бегал по дому, не переживал за беспорядок, не ругал деда за окурки, не хлопал без конца дверцей холодильника. Можно было не сбегать...но сбежать хотелось жутко. От тишины сбежать.
Дед попробовал сходить к соседу и на работу. Но беседа как-то там не шла. Ничего обсуждать не хотелось. А хотелось вернутся домой, и чтоб там все звенело. Но дома было холодно от нетопленности и жутко от гулкой тишины.
Утро было похоже одно на другое: печку затопил, чайник поставил. Потом полдня сидел, глядел в одну точку, в окно. Иногда так сидя и дремал. Ничего не хотелось. Тосковал дед...
— Деда! Дед! Открывай! Мы приехали новый год встречать! — стучит внучок в окно.
Что это? Снится видать! Вот бы так...
Или простила ты меня, Люся?
А за окном шумная толпа: все трое его потомков с внучатами. С сумками, котомками и ёлкой в руках.
Потому что Новый год — время чудес. Потому что своих в Новый год не бросают. Семейный же праздник!
Автор: Рассеянный хореограф
