Однажды я вдруг поняла, что самые адекватные люди -это пьянчуги. Они точно знают, что надо делать в безвыходных ситуациях, тем и спасаются.
А однажды и меня спасли.
Я в Москве жила на Патриках , в доме, которому стукнуло сто лет. Сначала он был доходным, потом публичным, потом «вороньей слободкой».
Наконец, клоповники стали расселять, дом обзавелся отдельными квартирами , обретя статус престижного. От окончательной лаковой гламурности его отделял буквально шаг. А именно, из двух квартир никак не хотели выселяться прежние жильцы, кляузник Яша и алкоголичка Люсьена. Яша жил с мрачными домочадцами — женой, точной копией постаревшей Баськи Грач, двумя усатыми сварливыми дочками и десятью кусачими злющими кошками.
Не буду тратить слов на описание сложных запахов и звуков , доносившихся из их квартиры. Скажу только, что Яша был непотопляем, его не выбил из седла даже затяжной, как война, евроремонт, происходивший прямо над его головой. Да и честно говоря, этот герой в рассказе лицо второстепенное. К тому же, в бесчинствах и кутежах замечен не был. Доносы кропал и стучал тихо, по-партизански.
А вот моя соседка по лестничной площадке Люси – та как раз да! Любила принять на грудь необъятного размера. Справедливости ради надо заметить, что ритм ее жизни был упорядочен. С утра до позднего вечера они с корешами выпивали и закусывали под песни советских композиторов. Зато ночью вся компания, устроившаяся у Люськи на ночлег, мирно дрыхла.
Соседка моя не работала, деньгами ее ссужал муж, немолодой грузин с трагическим лицом, который, отчаявшись бороться с разудалой женой, съехал от нее к чертовой матери куда подальше. Прочие соседи, понакупившие квартиры в доме на Патриарших, были ужасно недовольны таким положением дел – не за то деньги плачены, чтобы делить кров со столь невнятными личностями.
Для выкуривания нежелательных элементов придумывались разные военные планы, подписывались коллективные письма, приводились комиссии, которые должны были нюхать кошачьи запахи и переписывать поименно люськиных постояльцев. Я в этом шабаше участия не принимала. Я и дома-то довольно редко бывала, мотаясь между Москвой и Сан- Франциско. Летать приходилось часто, я никак не могла очухаться от джетлэга (11 часов разницы во времени!), в башке перепутались день и ночь, спать хотелось перманентно, реакции были какие-то не вполне нормальные и вообще обидеть меня ничего не стоило.
В один из таких прилетов, застала в подъезде суетливых работяг, похожих на вокзальных наперсточников. Они были по уши заляпаны цементом. Кто-то из жильцов достраивал капитализм в отдельно взятой квартире. Не придала этому значения. А напрасно. Ближе к вечеру мой мобильный истошно заорал соседским воплем: караул! потоп!
Я была на какой-то суперважной встрече. Побросав все дела, схватила машину и ринулась домой. Рывком — на третий этаж , открыла двери и впала в ступор. По моей красивой квартире с фигурно выложенным паркетом, мимо зеркальных шкафов и стен, украшенных модной графикой, проплывало говно, собранное со всего дома. У меня реально помутилось сознание. Наверное, стоило бы его вовсе потерять и очнуться где-нибудь в другом месте.
Я зажмурилась в надежде …не знаю на что. Постояла так минуту. Открыла глаза. Дерьмо плавало в ритме течения уютной сельской речушки с истоком, руслом и устьем, издавая дух мощной концентрации. Трясущимися пальцами стала названивать в ЖЭК. Тишина. Скатилась с лестницы и рванула в контору сама. Минут десять билась и колотилась во все окна и двери, пока, наконец, с той стороны кто-то не проскрипел :
— Ну?
Я заголосила, как баба на похоронах.
— С говном – не к нам. Лови аварийку, — тяжко прокашляли из-за двери. И больше ни единого звука оттуда не раздалось. Как будто дух жэковского домового вылетел в форточку и испарился в небесных сферах. Еще час жизни ушел на то, чтобы осознать: мне кранты . Аварийку можно не ждать. Вся бригада на объекте государственной важности, и никто не знает тот день и час, когда увидит ее вновь. И я потащилась обратно в свой ад.
Мозг окончательно отказался соображать. Я просто села на корточки рядом с квартирой, как сидят ссыльно- каторжные на пересылке, и застыла. В эту самую минуту распахнулась соседская дверь , и показалась веселая Люсьена с хозяйственной сумкой, в которой гремела пустая тара.
-А ты чего здесь ? – удивилась соседка , споткнувшись об меня, — ты же там. — Она постучала пяткой в грязный кафельный пол, имея в виду другой край света. Я молчала. Не из гордости. Просто голос пропал .
— Эй , — заволновалась Люси, — чо приключилось-то ?
Я кивнула в сторону своей квартиры . Люсьена распахнула дверь и жизнерадостно прокричала :
— По реке плывёт топор из села Чугуева! Ну и пусть себе плывет железяка *уева!
Обернулась, приглашая к хоровому пению. Но выдавать хоть какие-то эмоции я была не в состоянии. Люська мгновенно оценила ситуацию, приказала: «Погодь!», метнулась обратно в свою квартиру, выкатилась оттуда с граненым стаканчиком первача и влила его в меня. Определив на глазок, что правильная кондиция еще не достигнута, проделала тот же маневр вторично. Следующая доза вернула меня в сознание.
Трупная окоченелость стала медленно уходить. Прорезался голос и я смогла, наконец, взвыть. Выть было о чем: о загубленной жизни, о чертовой канализации, о сволочи из ЖЭКа и конечно об аварийке, которая вся целиком брошена на секретный полигон, а соседи уже катают жалобы в инстанции ,и каземат приветливо распахнул для меня свои врата.
Посреди стенаний, Люси прервала меня, гаркнув вглубь своей хаты :
— Колян, Степаныч, давай сюда!
Вышли двое. В спецовках. Один в руке держал полкруга колбасы, другой пустой шкалик .
-Вот, — представила Люсьена, — друганы. Аварийка !
Мозг мой никак не включался. И Люська стала командовать парадом сама.
-Мужики, машину подгоняй сюда , я отопру.
Дальше все было как в сказке. Колян и Степаныч, кирявшие на “гособъекте” у моей соседки, довольно шустро подогнали свою технику, которую до того заховали в подворотне, пристроили какие-то шланги, трубы, насосы и через двадцать минут квартира была осушена, как узбекский арык в середине лета. Но на этом история не закончилась. Ночевать дома было невозможно. И Люська гостеприимно предложила мне горбатую плюшевую кушетку в своей кухне.
Наутро мы позавтракали бубликами с портвейном, и моя соседка объявила, что сейчас прибудут ее подружки на субботник. Через полчаса заявились слегка бухие , но развеселые тетки с ведрами и тряпками. И совсем скоро в квартире царил прежний до-дерьмовый порядок. О страшном происшествии напоминал только запах . Но и тут мудрая Люсьена проявила смекалку и научила, как с ним бороться.
Я смоталась на Палашевский рынок, там стояла тогда палатка со всякой дешевой хозяйственно – парфюмерной утварью. В том числе, одеколоном «Магнолия», непонятно как сохранившимся с советских времен. Люська рекомендовала со знанием дела : хоть вовнутрь заливай, хоть снаружи – одна сплошная польза! Я хапнула пять флаконов у подозрительно зыркающей на меня продавщицы в душегрейке. Залила всю квартиру едким советским дефицитом. Средство оказалось верное. Отшибло убойный дерьмовый дух, перемешав все запахи , как сухофрукты в компоте.
А через пару месяцев квартиру на Патриках купила одна московская артистка. Она служила в Ленкоме , от моего дома до работы ей было рукой подать. К тому же дама буквально влюбилась в квартиру.
-И что особенно ценно в дореволюционных домах, — объяснила мне в один из визитов заслуженная инженю, — так это неповторимый, манящий запах времени, старины, который стойко удерживают только старые стены.
Разве найдешь в цементных новостройках этот чудный, тонкий аромат уютного гнезда?
Никогда!
Автор: Евгения Лещинская
