Иду с рыбалки. Поля. Перелески. Места безлюдные. Дикие даже. Чаще лося можно встретить, чем человека. Раза в два. Чаще. Я засекал. Иду, значит, весь в себе. Тропочка-то – и не тропочка. Так. Ниточка в траве. И вдруг навстречу на всех парах несется ротвейлер.
Мощный такой. Ухоженный. Язык на сторону. Давно, видно, бежит. А в этих местах ротвейлеры встречаются в четыре раза реже людей. Я засекал. Соответственно, в восемь раз реже лосей. Короче. На восемь виденных мной в этих местах лосей это был первый ротвейлер. Да.
Вы бегущего ротвейлера видели? А бегущего на вас? Я встал. Наблюдаю. А что остается? Красиво бежит. Точно на меня. Смотрит, правда, неестественно как-то. Не вперед, а куда-то вверх. Так и скачет, башку задравши.
Ну я так подобрался слегка. Не, я собак-то никаких не боюсь. Кроме неадекватных пекинесов. И то больше из-за хозяек. Но этому-то куда тут еще так спешить, кроме как на обед мной? Он мимо меня – шшшшух!
Красивую такую переставку сделал, огибая. И дальше. Токо трава полегла. Я вслед посмотрел – а он уже за кустами. А там дальше нет ничего. Река. И все. И луга на той стороне. Загадка. Только я снова тронулся, нате. Из того же перелеска, откуда токо что псина выскочила, мчится мужик. Ага.
И бежит, главное, точно так же, как этот ротвейлер. Ухоженный, лоснится, язык на сторону, и башка куда-то кверху задрана. До меня добегает. Останавливается. Согнулся, руки в коленки упер. Хрипит. Видно же – редко бегает. Сдох, марафонец.
— Мужик! Пых-пых-пых! Пых-пых-пых! Ты собаку – пых – тут – пых – не видел? Хрррр!
— Ротвейлера? – я закурил.
— Точно! Пых-пых! Хрррр!
— А вон туда побежал. – я махнул сигаретой за спину в сторону реки.
— Вот сука! Хрррр! Пых-пых-пых! Ух! Все! Не могу! – и упал жопой в траву.
— Вернется. Там дальше бежать некуда. Река. Болото. Он же через реку не поплывет.
— А кто его знает! Хрррр! Если шарик не улетит – поплывет как нечего делать. Дай закурить, – мужик потихоньку приходил в себя.
Я протянул сигарету.
— Чего он ломанулся-то?
— За шариком!
— За каким Шариком?
— Понимаешь. Мы мимо просто ехали. Остановились. Ну а этому же размяться надо? Шесть часов в машине. Ну я шарик и надул. Ему шарик надувной – лучше ничего не надо. Будет его пендюрить, пока не лопнет. Я его к этим шарикам со щенка приучил. Специально. Ну, чтоб петард не боялся. Фейерверков этих. Звуков, короче, громких.
Он шарик гоняет-гоняет, потом или прокусит, или лапой. Тот раз – и лопнет. У меня этих шариков полный бардачок. А что? Не самому же мне с ним прыгать? Мужик передохнул. Я ждал. Все ясно. Шарик ветром подхватило – пес за ним. — Ну, и. Я стекла пока протираю. Этот резвится. С шариком. Он шарик-то носом поддел, тот раз – и на кусты. Бах! И лопнул. Ну и все. Шарик лопнул – можно ехать.
Мужик вздохнул и сделал круглые глаза. — И вдруг. Смотрю. Точно из этих кустов. Где шарик лопнул. Только далеко. Выплывает этот дирижабль! Красный! Как наш шарик. Этот как увидал, у него видно в мозгу чего-то закусило, и он кааааак дернет! За этим статосратом. Я – за ним. Даже машину не закрыл!
— Тут нет никого. Только лоси, – успокоил я. — Какой сратостат?
— Ну ты чего, мужик? Вон же! – и ткнул рукой мне за спину и вверх.
Я обернулся. С той стороны реки, километрах в двух навскидку, высоко в небе висел ярко-красный огромный воздушный шар. Настоящий. Большой. Взрослый. И визуально, если прикинуть, он да, точно соответствовал размерами обычному надувному шарику метров с десяти. Я аж присвистнул. Откуда? И как я его раньше не заметил?
— Жопа! – сказал мужик. – А ты говоришь – не дернет за речку. Как два пальца! Он же на этих шариках повернутый. Пока не лопнет – не отстанет. — Слышь? А ведь если на ту сторону уйдет, сам обратно не вернется. Не поплывет.
— Точно? – я кивнул.
— Точно! Не знаешь, где тут ближайший мост?
— Знаю. Сам долго не найдешь. Я покажу. Пойдем сначала на реку глянем. Там далеко видно.
— Слушай! А машина?
— Что за машина?
— Джип. Паджера. Может я ...?
— Да ладно. Местные не тронут. Мы быстро. Тут пять минут до реки-то. Если переплыл – увидим. Там поля, на той стороне. Может сплаваешь. Речка неширокая. А я к машине схожу. Покараулю. Или наоборот. Только он меня слушать не будет.
— Ладно. Пошли. Решим. – мужик явно приободрился. –слушай, спасибо тебе. Я без собаки отсюда не уеду. Год жить буду.
— Найдем.
Я потянулся за удочками. Он тяжело поднялся, отряхивая задницу. И вдруг заорал:
— Ну что, сука?! Набегался, засранец?
Я оглянулся из-под руки. От кустов, виновато тупя башку и поджимая то место, где у большинства собак хвост, мокрый как цуцик, понуро брел ротвейлер.
— Иди сюда, сынок! Иди, ссученок! – радостно орал мужик и притопывал от счастья. – Ща те папка вваливать будет!
Не доходя до нас метров десяти, пес вдруг остановился. Повернулся к реке. Задрал башку и зло и обиженно гавкнул. Потом присел на задницу. Глянул в нашу сторону. И натурально, в голос, заплакал. Там, за рекой, высоко в небе, непонятно каким ветром занесенный, парил огромный красный воздушный шар...
