Самый сложный год — в финансовом плане — пришелся на мои 15 лет.
Денег не было, еды не было.
Осенью на даче мы с мамой накопали два мешка картошки. Это была наша инвестиция в зиму.
Мама отчаянно искала варианты подработки, приезжала домой, разбитая и уставшая, ложилась на диван плакать.
Папа пил. Где находил алкоголь и на что выменивал — не понятно. Продавать в доме было уже нечего.
Мама шипела в папу вечерами, думая, что я не слышу: «Лучше бы о дочери подумал, водку на макароны выменял».
Но я всё слышала.
И понимала.
И мне было страшно.
Казалось, что еще немножко, и мы станем умирать с голоду.
Штаны мои совсем износились, обувь чавкала, заикаться об этом было бесполезно — только добить маму бесконечным списком незакрытых потребностей.
В тот день мама пришла домой рано и объявила побелевшими губами:
— У меня украли деньги.
— Какие деньги?
— Я заняла, а у меня из кошелька вытащили.
— Как? Где? Когда?
— Это важно? — зло спросила мама.
И легла. По дому разнесся стойкий запах валокордина. Она тяжело дышала.
Нет, не важно.
Важно лишь то, что мы теперь не просто на нуле, а в минусе.
Я пошла на кухню, сварить картошки на ужин. Еда меня успокаивала.
Особенно когда меня трясло от страха.
Ночами в тот период я долго не могла уснуть — мысли об ужасах безденежья безжалостно атаковали.
От недоинформированности, наивности и недалёкости я совершенно не учитывала имеющихся активов (дача, квартира), в моем понимании было так: как только закончится еда, мы просто ляжем и умрём.
Ведь нет того телефона, позвонив по которому можно сказать, что по вот такому адресу нечего есть — и тебе привезут пельмени.
И почему-то я чётко помню, что мне было сильно стыдно.
Очень хотелось скрыть, что денег нет, изображая беззаботность.
И как-то особенно обидно было замечать у одноклассников новые портфели, сапоги и кофты.
Меня это триггерило.
Слово такое модное — триггер.
В переводе означает: цепляло, било по мозолькам.
Помню, что было самое начало февраля. Я смотрела в окно на угрюмую бесснежную мглу и чистила картошку. Почистила девять картофелин. По три на каждый рот. И поставила варить.
И тут...
Я импульсивно решила пересчитать оставшуюся картошку. Чтобы понять, сколько времени у нас на неголод.
И пересчитала.
Получилось что-то около 300 картофелин.
Если есть только картошку каждый день, то хватит на целый месяц. А если есть не по три, а по две картошки — то на два. А если есть не каждый день...
Меня это успокоило.
Два-три месяца гарантированно есть, что есть.
Это хорошо.
Это время, за которое что-то непременно изменится к лучшему.
Обстоятельства.
Или я.
В ту ночь я заснула легко и крепко.
Дальше я стала думать.
Мне 15. Кто может взять меня на работу? Неофициально.
Помыть пол (я умею), принести что-то (я сильная), присмотреть за кем-то (я ответственная) или что-то в этом роде. Может, на рынке?
Маме говорить ничего не стала. Скажу, если найду подработку. А если не найду — зачем ее расстраивать?
Я стала искать. И пересчитывать дни в картошки.
Я была очень стеснительная девочка, сложно вступала во взрослую коммуникацию, плюс подросковые прыщи, щедро и хаотично заполонившие мое лицо, заставляли меня ходить, низко опустив голову.
Но картошки каждый день оставалось все меньше. И это заставляло меня стучать в палаточки на рынке и спрашивать:
— А вам не нужны помощники?
Когда картошек осталось чуть меньше двух сотен, я нашла тетю Клару.
Она работала на Домодедовском рынке, торговала конфетами.
Не самый ходовой, но веселый товар.
У тети Клары был роман с грузином, который торговал овощами на другом конце рынка.
Тетя Клара бегала на свидания, а меня оставляла дежурить вместо себя.
Платила конфетами и сезонными овощами от ухажера. В зарплату входило условие — хранить тайну.
Если спрашивали про Клару, полагалось отвечать, что у нее крутит живот.
Клара обесценивала любовь до диареи, чтоб никто не догадался. Хотя рынок — это маленькая мафия, там ничего не скроешь, и когда я на вопрос соседок отвечала про живот, все понимающе хмыкали и шутили, что живот ее болен гогиной (производное от ангины и Гоги).
Меня устраивало. Я сидела в теплой палаточке с обогревателем и делала уроки. С карамелькой за щекою. Домой приносила шоколад, зелень и иногда мясистые помидоры.
Сначала врала маме, что угостили.
Потом призналась.
Мама рыдала в голос.
Моя дочь — отличница — на рынке! В грязи!
— Почему в грязи? — защищала я чистоплотность тети Клары. — Там чисто и тепло.
Я проработала там сто картошек. Ой, то есть чуть меньше месяца. Потом мама нашла работу, а тетю Клару уволили за то, что она крутит хвостом, а конфеты не продает.
А еще мы с мамой поехали на дачу и рано посадили новую картошку. Потому что была ранняя весна.
А я ещё — хоть и ненавижу возиться в земле — посадила грядочку с укропом.
Я очень благодарна тому опыту и мешку картошки.
Я так много поняла в свои пятнадцать.
Неопределенность пугает сильнее, чем голод.
Если я не могу изменить общую неопределенность, я могу создать прямо в ней островок определенности — например, посчитать свою картошку.
Картошка — это ресурс.
Плохая новость: он ограничен — мешок, всего мешок.
Хорошая новость: он есть. Мешок! Целый мешок!
Можно учиться питаться меньше и реже — и растянуть свой мешок картошки на подольше.
А можно искать возможности дополнить мешок новой картошкой, превозмогая комплексы и обнаруживая в себе смелость, которую раньше даже не подозревал.
Чем меньше картошки, тем ты смелее и находчивее. Тем яростнее ты решаешь проблемы, открывая для себя самого себя. Я и не подозревала, что я такая крутая, в относительной сытости это было не очевидно.
Когда совсем сложно, открывается второе дыхание и дополнительный ресурс. Я знаю это точно, я несколько раз проходила точку предельной паники и неподконтрольности ситуации.
Самый лучший в мире финансовый коуч — жареный петух.
И пустой мешок картошки.
И понимание, что ты можешь больше, чем кажется.
Двадцать лет прошло, а меня до сих пор успокаивает мысль о том, что внутри живет суперсила, просто ее нельзя использовать вхолостую.
Это как поливать грядку с укропом в дождь. Глупо же. И перелить можно. Лучше дождаться, когда земля засохнет — и полить благодарную почву.
И наслажлаться тем, как воспрял укропчик.
А еще... Я ведь именно тогда научилась готовить. Стотыщмильонов блюд из картошки.
Вареная, жареная, тушеная, печеная, в мундире...
Потому что фишка в том, что назло любым обстоятельствам нужно уметь вкусно жить. Поджаристо, с маслицем сливочным, податливо обволакивающим шероховатую горячую картофелину, с укропчиком.
Кстати, тем летом был какой-то сильнейший ураган и катаклизм с заморозками летом. Мы боялись за урожай и за картошку. Но все обошлось.
И мой укроп выстоял и даже прическу не испортил. И был зелененький, веселый и лохматый, вопреки всем обстоятельствам.
Я, наверное, с тех пор по жизни немножко укроп...
Автор: Ольга Савельева
