Дарью Михайловну во дворе не слишком любили. Характер у неё был резкий, нетерпимый, местами даже категоричный. Любила она, казалось, только две вещи на свете: свою квартиру, полученную ещё её родителями, да коллекцию фарфоровых статуэток, собираемых несколькими поколениями семьи.
Неудивительно, что две старшие дочери выпорхнули из семьи, едва им исполнялось 18 лет.
Старшая, Катя, вышла замуж за профессора одного из московских институтов, увела того из семьи. Средняя, Марианна, сделала менее удачную партию, её муж был обыкновенным инженером. Из достоинств – он был старше супруги всего на 15 лет, а не на 36, как у Кати, собственная квартира да отсутствие алиментов. Впрочем, и Катин муж алиментов не платил, все его дети были гораздо старше новоприобретенной «мамочки».
Обе дочери практически не приезжали, иногда Катя сухо поздравляла мать и сестру с праздниками по телефону. Марианна не звонила совсем, как отрезала прошлую жизнь, даже со старыми подружками оборвала всяческое общение. Когда Дарья Михайловна, набравшись духа, однажды поехала к средней дочери сама, та ей двери не открыла, хотя в квартире явно кто-то находился.
С матерью оставалась третья дочь, Света. В 18 лет она, как и сёстры, сделала попытку вырваться, но Дарья Михайловна была категорична:
— Мужа приведёшь к нам. Я не намерена на старости лет при трёх дочерях пользоваться услугами соцработника. Ясно?
Спорить не хватало ни духа, ни сил, и Света покорно приводила своих поклонников знакомиться с матерью. Правда, ни один из них не прошёл «проверку качества» у суровой Дарьи Михайловны, у каждого находилось к чему придраться. Вообще, все три сестры были красавицами, особенно старшие. Но Свету отличал характер: мягкая, стеснительная, добрая, даже удивительно, как такая выросла в этой семье.
Почти шесть лет Света провела «при матери». Та контролировала дочь: куда пошла, когда вернется, с кем общается. Но когда Свете исполнилось 24, она вдруг поразила весь двор смелым поступком. Узнали соседи об этой «выходке» из уст самой Дарьи Михайловны:
— Дура! Столько мужиков, а она самого пропащего выбрала! Ни кола, ни двора, даром, что москвич!
Так все и узнали, что тихая безропотная Света тайно вышла замуж и поставила мать перед свершившимся фактом. Сказать, что Дарья Михайловна была недовольна, значит, ничего не сказать.
— Примак, настоящий примак! К жене жить припёрся! Мои родители спины гнули, зарабатывали на квартиру, мы с Пашкой покойным её обихаживали всячески, а этот припёрся на всё готовое! – соседки ничего не говорили, просто слушали, и это ещё больше распаляло говорившую, — Где ж это видано, чтобы муж к жене жить приходил?! Ууу, глаза б мои его не видели!
О том, что сама когда-то привела в родительскую квартиру мужа Пашу, о том, как требовала, чтобы муж Светы жил с ними, она как будто забыла.
В общем, поселились молодые у Дарьи Михайловны. Новоиспеченный муж и зять Алексей оказался симпатичным, улыбчивым, приветливым, завидев его, всегда хотелось улыбнуться в ответ. Всем нам парень понравился, и посмеяться может, и руки из правильного места растут – вон, мигом починил сломанную скамейку, до которой у ЖЭКа руки месяц не доходили! А главное, Света без ума от него была, впрочем, по всему видно, чувства были взаимны.
Не иначе как «примаком» Дарья Михайловна Алёшу не называла, костерила и в лицо, и за спиной. Если что-то делал, то не так, если не делал, то «лоботрясничает и ваньку валяет».
Прожили чуть больше года. Как-то хмурая Дарья Михайловна вышла во двор и на вопрос, что с её настроением, ответила:
— Съезжать собрались, квартиру им, видите ли дали! – на поздравления и расспросы, кто дал и кому, пояснила, — Да этому, примаку нашему. Его коммуналку, видите ли, расселили. Бросить меня решили!
Но прошло какое-то время, а Света с Алексеем так и жили у матери. На робкий вопрос соседки Иры, когда переезд и новоселье, Дарья Михайловна довольно усмехнулась:
— Остаются у меня, свою квартиру сдавать будут. И правильно, Светка беременна, кто ей поможет, если не я?
Она продолжала шпынять зятя, а тот в ответ даже не огрызался. Мой Коля удивлялся:
— Ну у тебя и нервы! Как ты её терпишь? Я даже пяти минут не могу в её обществе находиться!
На это Алексей смеялся:
— Да нормальная она тётка! Ну злая чуток, и что? Главное, не подличает, не пакостничает, уже за это спасибо. Да ещё за Светку, за то, что родила когда-то.
Родился Павлик, названный так в честь давно покойного дедушки. Дарья Михайловна даже вроде как помягче стала, внук занимал всё её время. Она гуляла с ним во дворе, а когда соседки спрашивали, «что это за очаровательный молодой человек?», отвечала, как бы нехотя, но с затаенной гордостью в голосе:
— Вот, внук. Ничего без меня не могут! Что поделать, мальчонка же не виноват, что его родители такие охламоны!
Потом у Павлика родилась сестренка Даша, и теперь Дарья Михайловна гуляла с двумя внуками сразу. Света с мужем работали, дети присмотрены, почти идиллия. «Почти» — потому что если внуки и растопили суровое бабушкино сердце, то к зятю она так и не помягчела.
А потом случилось то, что случилось. Как-то днём в дверь позвонили. Дарья Михайловна открыла дверь и обомлела, не сразу признав старшую дочь:
— Катя?
— Я что, так сильно изменилась? – нервно спросила дочь, — Вообще-то я поговорить. По поводу квартиры.
— Какой квартиры?
— Твоей. Вернее, нашей, — Катя выделила голосом слово «нашей», — Я хочу свою долю.
— Но… К чему такая спешка? Дождись, пока умру, потом дели с сёстрами.
— Помрёшь ты, как же! – Катя была непривычно резка и деловита, — Мне нужно сейчас! Поняла?
— Ты как с матерью разговариваешь? Носа не казала тринадцать лет, звонила раз в год, а теперь явилась, ни «здравствуйте», ни «как твоё здоровье, мама?», квартиру тебе подавай, — Дарья Михайловна рассердилась не на шутку, — Жди, пока помру, это моё последнее слово.
— А ты? Ты сама мне хоть раз позвонила, спросила, как я живу? — Катя пошла в наступление, — Ну ничего, не хочешь по-доброму, будет по закону!
Новость о том, что Катя и присоединившаяся к ней Марианна подали заявление в суд на родную мать, взбудораживала весь двор. Да, характер Дарьи Михайловны никому не нравился, но чтобы вот так, судиться с матерью… Суд со всеми апелляциями длился почти год, в результате каждый остался при своих: квартира была полностью приватизирована на мать, ни одна из дочерей доли в ней не имела.
После последнего заседания Дарья Михайловна, постаревшая и усталая, подошла к старшим дочерям:
— Что ж вы со мной так, будто я сволочь последняя?
Катя отрезала:
— Почему «как»? Ты и есть сволочь! Из-за тебя моя личная жизнь разрушилась! И старый муж бросил, и жених ждать не стал. Ненавижу! Скорее сдохни, а я на твоей могиле канкан спляшу.
Марианна кивнула, соглашаясь со старшей сестрой:
— Ничего, подождём. Сдохнешь, сама лично всё твоё фарфоровое барахло кокну! Как же я ненавидела, когда ты меня его каждую неделю натирать заставляла…
Дарья Михайловна поджала губы:
— Посмотрим…
Через несколько дней с ней случился удар. За матерью ухаживала только Света, ранее отказавшаяся поддержать сестёр, да её муж, «примак» Алексей. Их уход дал о себе знать, Дарья Михайловна даже встала на ноги. Передвигалась по дому с палочкой, на улицу не выходила, но тем не менее, врачи даже заговаривали о возможности полной реабилитации.
Когда всё случилось, Света позвонила сёстрам. Но Катя бросила трубку, а Марианна весело сказала:
— Ух ты, недолго ждать осталось!
Дарья Михайловна прожила ещё три года. За полгода до смерти она всё-таки слегла окончательно, стала полностью зависима от младшей дочери и зятя. При этом у неё сохранилась ясность ума и речь, что удивительно для такого рода больных.
Она лежала, исподлобья наблюдая за ненавистным зятем, который убирался в комнате. Света так надеялась, что хоть перед смертью мать подобреет, оценит всё, что Алёшка для неё сделал, но… Последними словами Дарьи Михайловны было обращение к Алексею:
— Пожалуй, я даже рада умереть. Там хоть рожу твою ещё не скоро увижу. Примак…
После смерти матери активизировались старшие, Катя и Марианна. Уже на похоронах они начали было делить имущество, но один из родственников их одернул. Через несколько дней позвонил помощник нотариуса, пригласил всех на оглашение завещания. В небольшом кабинете собрались все три сестры, Света и Марианна были с мужьями.
Нотариус начала зачитывать документ. Даже для неё, многое повидавшей в своей практике, завещание было удивительным, единственным в своём роде. Любимую квартиру, деньги на счету в банке, коллекцию фарфоровых статуэток, в общем всё, что у неё было, она оставила зятю Алексею. Марианна в гневе заорала, что мать была не в себе, это «Светка её чем-то опоила», но нотариус заявила:
— Завещание составлено сразу после суда. ещё до инсульта. Дарья Михайловна была в уме и здравой памяти.
Что там началось, лучше не рассказывать, но и Катя, и Марианна покинули контору с проклятиями в адрес младшей сестры и её мужа.
…Света сидела как каменная. Муж подошёл к ней, обнял, она подняла к нему заплаканное лицо:
— Мама меня совсем не любила, да?
— Дурочка, — Алексей погладил жену по голове, — Очень любила. И именно поэтому оставила всё мне, знала, что в любом другом случае сёстры тебе ничего не оставят. А я тебя люблю, в обиду никому не дам, и никогда не брошу…
На следующий день были девятины. Обе старшие дочери на кладбище не явились. Алексей положил у временного креста цветы и, глядя куда-то вверх, произнёс:
— Я всё понял, и сделаю, как ты хотела, — он помолчал и вдруг улыбнулся, что было странно для такого скорбного места, — Постараюсь как можно дольше не тревожить тебя своим присутствием, спи спокойно.
Автор: Хихидна
