Алина и не знала, что слезы бывают такими, словно водопад: они катились по ее лицу непрерывным потоком, так что она перестала пытаться вытирать их бумажным платочком, который насквозь промок и походил на медузу, выброшенную на берег.
Без шансов – сказал врач. Без шансов.
Три попытки ЭКО, третья из которых не только не принесла результатов, но и привела к таким осложнениям, что вердикт был однозначный – Алина не сможет выносить ребенка, по крайней мере, в ближайшем будущем, а, может, и вообще. Это несправедливо, жутко несправедливо, ведь она – просто идеальная мать.
Это были не пустые слова. Когда Алине было десять лет, у нее родилась сестренка, а еще через два года мама внезапно умерла – инсульт, мгновенная смерть. Мама работала кардиологом, многие жизни спасла. А свою не смогла.
Папа не захотел больше жениться – очень любил маму. А еще сам вырос с мачехой и знал, что это такое, не хотел повторения для своих детей семейной драмы. Поэтому Алина стала для Сашеньки второй мамой – гуляла с ней, играла, кормила ужином, забирала из садика, учила читать, защищала от вредных девчонок, которые вечно обижали скромную Сашу, утешала, когда той впервые разбили сердце, подарила первую губную помаду… В общем, делала все.
Когда папа решил разменять квартиру, чтобы дочери могли оформить ипотеки – на первый взнос денег хватало, даже с лихвой, Сашин муж спустил все деньги в казино. Алина не сомневалась ни минуты — она отдала свои деньги сестре: у мужа была квартира, так что им было где жить, хотя она понимала, что разойдись она с Олегом, жить ей будет негде, разве что с папой в однушке.
И сейчас Алина поехала к Саше. Той двадцать семь, у нее двое прекрасных деток, и она должна понять сестру как никто у другой. Да, врач сказал, что без шансов, но на самом деле один шанс был: у них остался один эмбрион, и, если… Алина боялась об этом думать, не знала, как попросить, но точно знала – сестра ее не подведет.
— Алиночка, как мне жаль! – протянула Саша, когда сестра рассказала ей, что последние эмбрионы не прижились, а у нее начались осложнения. – Сколько ты уже натерпелась! Слушай, ну, усыновите ребенка, вот и все – это правильнее будет.
— Олег никак не хочет, — покачала головой Алина. – Ты знаешь, я боюсь, что он бросит меня.
— Да ты что? Быть такого не может! Олег? Вы же с десятого класса вместе. Нет, Олег так не поступит.
— Я не знаю, — шмыгнула носом Алина. – Но… У нас есть еще один шанс. Остался один эмбрион. Врач сказал, что я не смогу выносить, но кто-нибудь другой…
— Ты про суррогатное материнство? – поразилась сестра. – Но это же незаконно! И очень дорого. У тебя разве есть деньги?
Алина хотела сказать Саше, что у нее они были, но она отдала их ей, но разве такое скажешь.
— Кто-то из близких мог бы это сделать, — попыталась намекнуть Алина.
Но сестра, похоже, не поняла.
— В смысле из близких? Как-то это странно…
Алина собрала все свои силы и сказала:
— Сашенька, а, может, ты сможешь? У тебя же беременности протекали идеально, и мы сестры, должно получиться.
Саша округлила глаза:
— Я? Да ты что, я только на работу вышла. Нет, я не могу, — она встала и отошла подальше, словно Алина могла схватить ее за руку и заставить.
— Прости, ты права, конечно, — Алина опустила глаза, изо всех сил пытаясь сдержать подступившие слезы. – Ладно, я пойду, мне нужно сына Галки из садика забрать.
Галка была ее лучшей подругой, у которой с репродуктивной функцией все было отлично – две девочки и мальчик, а не родись третий мальчик, она бы и за четвертым пошла. У средней дочери сегодня концерт, и Галка не могла его пропустить, вот и договорилась с Алиной, что та заберет сына.
У подруги Алина сразу успокоилась – в ее квартире всегда царила безумная атмосфера: было шумно, суетливо, но очень весело. Галка была из тех матерей, которые успевают везде, а все ее дети – кладезь всевозможных талантов, поэтому бесконечные кружки, творческие конкурсы и олимпиады не давали им побыть в покое. Не считая концерта у средней, сегодня нужно было помочь со стенгазетой старшей, и Алина с удовольствием присоединилась к этому занятию. И между делом все рассказала Галке – про «нет шансов», про последний эмбрион, про сестру, которая сказала нет.
Галка посмотрела на нее серьезным взглядом и сказала:
— А я смогу, наверное. Ну правда – мне всего тридцать четыре, в этом возрасте еще как рожают, тем более эмбрион готовый, что тут думать?
Алина смотрела на подругу и не верила.
— Как это – сможешь? – тупо повторила она.
Галка рассмеялась.
— Да очень просто, как и все. Только чур пока с пузом буду ходить, ты младшего из сада забираешь, а то он запарил меня каждый раз истерики устраивать, что не хочет домой. Нет, ты представляешь, все дети как дети, с утра ревут, что в садик не хотят, а этот вечером – в садике ему интереснее, там мальчишки, а дома сестры вредные, мультики ему не дают смотреть. Вот жук ведь, а?
На щеках опять стало мокро. Алина бросилась к подруге, обняла ее крепко-крепко, замазав зеленой краской с кисточки, которую держала в руках, лицо и ей, и себе.
— Ну все, мы теперь одной краски – я и ты, — пошутила подруга. – Ну что ты ревешь? Все будет хорошо, рожу я вам малыша, не так это и трудно.
Через год на свет появился маленький Федор. И всю жизнь у него были две мамы, каждая из которых любила его больше жизни.
