Михална сидела на завалинке и охала.
Солнце жарило нещадно, а спину прихватило так, что казалось шило воткнули в самый главный нерв и двинуться с места не было никакой возможности.
Как назло, соседка Дуська с утра уехала в город, почтальон приходит только по пятницам, а больше никто ей помочь не мог. Телефон остался лежать в спальне и детям не позвонить. А дом Катерины Михалны стоял на отшибе села. Кричи, не кричи, толку нет.
Лицо покрылось испариной и пожилая женщина уже громко стонала и искренне думала, что так и помрет тут, скрючившись как старое высохшее дерево.
— Я ж так и в гроб не помещусь! — кряхтела она. — Зря что ли заранее с Дуськой купили два по цене одного...
Хихикнув над своей дуростью, тут же застонала вновь.
— Эх, Ваня, Ваня, вот бы ты сейчас как всегда пришел на помощь..., — пустила слезу Михална, вспоминая своего друга.
На удивление, при мыслях о нем, стало даже как будто бы легче и Катерина невольно задумалась об их странных отношениях.
Вот они в песочнице лупят с Ромкой Третьяковым друг друга лопатками. Ромка кидает в лицо горсть песка. Тот попадает в глаза, Катя плачет. Глазам больно, их сильно режет. Ваня, старше их обоих на два года, хватает хулигана за шкирку и отодвигает от маленькой Кати. Берет ее за ручку и провожает до дома, где благополучно сдает зареванную девочку бабушке.
А вот снова они. Катя уже старше лет на семь, недавно научилась плавать и решила поставить новый рекорд — доплыть до середины озера. В какой-то момент взрослые отвернулись, а девочка, не осилив дистанцию, начала тонуть. Ваня, чудом проплывавший рядом на старом баллоне от трактора, спас дуреху.
А сколько было случаев менее серьезных? То она с велосипеда упадет, а он ей коленки подорожником лечит. То девочка саму себя поймала на крючок от удочки. И Ваня, с серьезным лицом, ни капельки не насмехаясь, высвободил пленницу, смазал ранку йодом и нежно сказал: «Рыбка золотая...»
А как они спасались от гусей бабки Василисы? Михална засмеялась, вспоминая. Боль мгновенно ворвалась в спину, заставив старуху вздрогнуть.
— Помогите! — без особой надежды крикнула она. — Кто-нибудь... Ваня!
Мысли роились в голове, словно пчелы, прилетали и прилетали, принося в лапках сладкие кусочки их жизни.
Вот Катя заканчивает школу, ее ждет выпускной, сшитое бабушкой платье и приятный кавалер, который почему-то превратился вдруг в лягушку и нацепил корону, заявив, что он будет танцевать только с Ленкой Синициной, королевой весеннего бала. И кого ж она, Катерина, будет целовать теперь под старым дубом после белого танца?
Эту традицию, словно мамы благословение на свадьбах дочерей, старшеклассницы передавали младшим из поколения в поколение и девушке совершенно не хотелось ее нарушать. Считалось, кто ее соблюдает по всем правилам, удачно замуж выйдет. Одноклассницы Катерины готовились так же тщательно и давно разобрали всех симпатичных парней. Некоторым особо повезло. Их будут целовать сразу трое.
Но Кате было противно и хотелось одного единственного и неповторимого. И здесь ее снова выручил Ванечка. Ангел-спаситель. Он уже получил свои порции поцелуев два года назад и готов был подставить «щеку помощи» для Катюши.
Михална снова утерла слезы. В этот раз от нахлынувших эмоций.
— Что ж ты старая, помереть одной боишься, что нюни распустила? — спрашивала себя Катерина. — Или дело совсем в другом?
Сколько раз уже во взрослой жизни Ванечка ей помогал? Сидел с детьми, пока она упахивалась на двух работах. Чинил крышу, крыльцо, строил баню... Спасал от буянившего не по делу мужа, которого впоследствии Михална просто напросто выгнала из дома и больше никогда не подпускала к себе и детям. Глупая школьная традиция не помогла.
Нет, эгоисткой Катерина не была, всегда отвечала взаимностью, чем могла, да и в принципе в селе народ дружный, легко можно обратиться к любому. И словом и делом добрым помогут. Но между ней и Ванечкой явно было что-то особенное, какая-то удивительная связь...
Как старый численник, что висит на кухне, листала память Катерина, извлекая множество больших и малых дел и забот ее друга. Всегда скупую на выражения чувств, Михалну переполняли невысказанные слова. Ваня, Ванечка...
А тот взгляд, когда она выходила замуж? Сколько грусти и сожаления было в его глазах. А сама она только что и могла смотреть на будущего мужа. Его красивые каштановые волосы стали легендой и предметом зависти всех девчонок и лысых мужиков. Да толку-то что от гривы той роскошной? Внутри тот оказался пуст, как лесные орехи, что иногда попадались ей, когда она их щелкала, сидя на завалинке.
Но и тогда Ванечка не бросил ее и никогда не отказывал ни в чем. Даже когда обзавелся семьей, она не потеряла его дружбы. Как раньше этого можно было не понимать? Не замечать его робких ухаживаний и крохотных букетов ее любимых полевых цветов? Где? Где были ее глаза?
Сорвавшись с места, словно резвая кобыла, Михална, забыв об адской боли, кинулась в дом, захватила папку и бросилась бежать по улице. Она должна успеть сказать главное. Попросить прощения за свою слепоту. Ведь он сегодня уезжает. Дети забирают к себе, по их мнению, он стал слишком стар и немощен. А как она же будет без него? Вдруг они никогда не увидятся больше?
Ванечка обещал писать и звонить, но это разве заменит их посиделки под старой яблоней, где они чаевничали до позднего вечера, вдыхая ароматы свежезаваренных листьев смородины и согреваясь теплом пузатого, до блеску начищенного самовара?
А когда развелся с женой, он не раз намекал ей, что они могли бы присмотреться к окружающим внимательнее и может быть поменять их статусы в паспортах. Катерина тогда легкомысленно махнула рукой, так и не поняв, что он имел в виду. А Ванечка был слишком тактичен и деликатен, чтоб на чем-либо настаивать.
— Дура! Старая дура! На старости лет вдруг понять..., — выплевывала слова в воздух Михална, задыхаясь от бега, но тем не менее, брала все новые рекорды. Ваня жил на другом конце их села.
— Что за спринтерский забег, Катенька? — улыбаясь, спросил Иван Кузьмич, увидев несущуюся к нему старуху.
— Ваня, прости! Прости! Не уезжай, я без тебя не могу. Знаю, что я слепая кошелка. Кто мне забор починит, а? На вот держи, — протянула ему папку. — Паспорт там. Если тебе все еще нужна такая старая и непонятливая карга, то ЗАГС работает до 17.00...
Иван Кузьмич изменился в лице. Серьезные, серые глаза внимательно смотрели на Михалну. Та разволновалась, чуть было не заплакала. «Все, я опоздала, сама виновата...»
— Ванечка..., — тихо пискнула она. Тот опустился на одно колено и как в любимых старых фильмах Катерины, сделал ей предложение.
— Ты будешь моей женой, золотая рыбка?
Михална зарыдала в голос. И могла лишь согласно кивать головой. Растроганный сын Ивана Кузьмича, ставший свидетелем этой сцены, притащил коробочку, которую отец давно хранил в комоде.
Удивленная Катерина ахала, любуясь золотым колечком, идеально подошедшим безымянному пальцу.
— Ой!.. Ай!.. Ваня! Ваня! — закричала вдруг Михална. Дикая гримаса исказила старушечье лицо.
— Что, Катенька?
— Спина, Ваня! Спина!
Все заохали, заахали, потащили Михалну в дом, уложили на диван. Кузьмич суетился, втирая пахучую мазь и обматывая поясницу шерстяным платком. Тихо ворчал, что не бережет себя, а давно пора, а то все в легких юбочках бегает, как девчонка, а спину беречь надо, ведь уже сентябрь на носу.
— Ванечка, — прошептала счастливая, влюбленная Катерина, засыпая, — Ты — мой ангел-хранитель...
Автор: Наталия Сказка
