Возвращаясь поздним вечером домой, на контрольной полосе, как Дед-пограничник называл дорожку между аркой и парадным, Ася услышала, как кто-то хриплым прокуренным басом из-за мусорного бака чертыхается в окружающую среду громко и со вкусом: «Уроды! Кретины! Гады!»
Решив, что в их дворик забрел очередной подвыпивший товарищ, потерявший собутыльников и ориентацию в пространстве, Ася отправилась на спасение заблудшей души и тела и опешила, когда вместо подгулявшего индивидуума в осенних сумерках разглядела нахохлившегося злого и мокрого какаду, цепко державшего в лапках что-то, весьма похожее на кусок кошачьего хвоста. Весь в грязи, от лапок до задорно торчащего хохолка, попугай был в оригинале нежно-розового цвета, который резко контрастировал с лексиконом пирата Карибского моря.
-Цып-цып-цып, — позвала птицу Ася, обнаружив, что будучи дипломированным биологом, совершенно не знает, как обращаться к экзотическим пернатым.
— Дура, — проникновенно сообщила ей птица, злобно блеснув глазками и щелкнув клювом.
— Сам дурак, — не осталась в долгу Ася.
— Жрать! – потребовал какаду и посмотрел на Асину сумку.
— Бог подаст, — не простила обиду Ася.
— Кто покормит Бусю? – театрально заохал попугай.
Больше всех появлению нового жильца обрадовался Дед – наконец-то в доме появился еще один мужчина. Он тут же отправился в зоомагазин за клеткой и специальной литературой. Быстро освоившийся на новом месте какаду оказался ловким манипулятором и, вообще, существом наглым, ленивым, обидчивым и не лишенным скверных привычек. И крайне разговорчивым. Судя по его словарному запасу, жизнь Буси до появления во дворе на Моховой проходила не в высшем обществе.
Сердобольная Дора решила , что где-то неимоверно страдают от потери домашнего питомца его прежние хозяева, поэтому написала несколько объявлений с нарезанными хвостиками с номером их телефона и развесила в микрорайоне. Но Ася, глядя, как совершенно по-детски радуется попугаю Дед и как он вздрагивает от каждого телефонного звонка, на следующий же день прошлась по всем улицам и посрывала бумажки.
Первым делом Буся научился имитировать звук дверного звонка и страшно веселился, когда обитатели квартиры по его хотению бежали к входной двери, удивляясь, что звонок есть, а за дверью никого нет. Но потом Дора сообразила, что, когда на лестничной клетке действительно кто-то был, за дверью у соседей лаяла собака. И перестала бегать. Буся злился недели две, а потом научился «лаять».
Так как местом общего сбора в квартире была большая кухня – комнаты давно и честно были поделены между Дедом, Дорой и Асей( Асе – предназначенная для прислуги, за кухней, Доре – теоретическая спальня, а генералу – гостиная) – то клетку с какаду поместили именно там, считая его общей собственностью.
Буся был с этим категорически не согласен – больше всех он жаловал Деда. Когда Буся надолго оставался на кухне один, он бил клювом по прутьям клетки и орал благим матом : «Бусю срочно к генералу!»
Долгими зимними вечерами Дед рассказывал Бусе, как он ловил нарушителей границы и каким проходимцем был его последний начфин.
Какаду внимательно слушал и поддакивал. Они вместе смотрели футбол и политические диспуты, дружно комментируя происходящее на экране.
— Идиоты, — возмущался Дед и футболистами, и политиками.
— Придурки, — охотно соглашался Буся.
Почетная обязанность кормить Бусю тоже лежала на Деде – он добросовестно чистил попугаю орехи, резал на кусочки яблоки и груши, ходил на базар за просом и канареечным семенем. Дора варила Бусе курицу и делала домашний творог.
Когда Дед уехал на месяц в санаторий в Сестрорецк и кормить какаду пришлось Асе, Буся долго дулся и плевался в Асю семечками. По возвращении Деда Буся объявил сухую голодовку: он выбрасывал из кормушки еду и выливал воду из поильников, а затем картинно укладывался на пол клетки и шумно вздыхал. Ася даже съездила в университет на кафедру зоологии позвоночных к профессору-орнитологу, а потом объяснила Деду, что, скорей всего, Буся обиделся, что Дед уехал без него, и теперь надо у Буси попросить прощения.
— Что?!! – не поверил своим ушам Дед. – Я, боевой офицер, генерал-майор, буду извиняться перед птицей?
— Любовь зла, Дед, — вздохнула Ася. – Придётся, а то сдохнет нам всем назло.
Засыпая, Ася услышала, как Дед нежным голосом, какой не слышала в свой адрес даже она, покаянно объяснял Бусе:
— Пойми, брат, в санаторий с попугаями нельзя, но если ты против, я теперь без тебя никуда не поеду. Ты уж прости.
Буся Деда простил, но запил. Дора заметила, что Буся не съедал фрукты до конца, а тщательно их пережевывал и складывал в один из поильников, а когда вода начинала бродить, выпивал свою брагу и хмелел. Пьяный Буся громко орал и ругался матом так, что прибегали соседи. Со временем он стал подкладывать в напиток скорлупу орехов и щепки, видимо, строго по технологии перешел к изготовлению коньяка.
Так как лечебных учреждений для попугаев-алкоголиков в Питере не было, Дед с первым весенним теплом стал переезжать с Бусей на нелюбимую дачу, считая, что пьянящий свежий воздух заменит Бусе потребность в крепких напитках.
Или, вдали от Доры, они смогут попивать на пару...
Автор: Лариса Минькова
