Пенсионерка Клавдия Афанасьевна любила кормить воробьев и голубей. Птички жили в парке совсем рядом с домом. Они знали Клавдию Афанасьевну и слетались к ней, как только видели, что она присела на скамейку с пакетиком необжаренных семечек или какого-нибудь другого здорового корма.
Все было бы просто прекрасно, но было две вещи, которые пенсионерку очень сильно раздражали. Во-первых, это был Эдуард, толстый и наглый самец серой вороны. Каждый раз, когда умиротворенная Клавдия Афанасьевна радовалась тому, что помогает милым беззащитным существам, несносный Эдуард пикировал на них, расталкивал и отбирал у них еду.
Второй неприятностью был дворник Виктор Степанович, который действий пенсионерки явно не одобрял, но пока помалкивал. Дворник коршуном кружил вокруг пенсионерки и сверлил ее тяжелым взглядом, от которого Клавдии Афанасьевне хотелось стать маленьким воробьем и улететь подальше.
Но сегодня Клавдия Афанасьевна подготовилась. Вообще, пенсионерка была дамой тщеславной и до сих пор избегала ходить по улице с палочкой, считая, что это моветон. Но перед очередной прогулкой в парк ей подумалось, что палка – отличное средство самозащиты. Ею можно было отогнать наглого самца серой вороны (называть Эдуарда вороном у Клавдии Афанасьевны язык не поворачивался) и, если что, пригрозить суровому сторожу. Пусть видит, что она не беззащитная ромашка!
Сначала все шло по плану. Воробьи слетелись на корм и с радостным чириканьем поглощали его. К ним присоединились степенные голуби. А потом появился и Эдуард. Он камнем упал в центр пиршества. Испуганные воробьи брызнули врассыпную, а голуби просто шарахнулись и убежали. Воинственная пенсионерка с воплем: «Ага!» замахнулась палкой на бесцеремонного Эдуарда и уже была готова если не поразить его, то по крайней мере, отогнать, как тут прямо за ее спиной раздалось басовитое:
– Мусорим, гражданочка?
Клавдия Афанасьевна вздрогнула от неожиданности, но так как пенсионерка была дамой не робкого десятка, она наугад махнула палкой назад – туда, откуда раздался голос. Палка стукнула обо что-то твердое, и тут же раздался возмущенный вопль дворника.
Довольный Эдуард схватил корку и сделал победный круг над дворником, оставив щедрый шлепок помета у того на груди.
Дворник Виктор Степанович давно положил глаз на Клавдию Афанасьевну. Что и говорить, женщина она была видная и интеллигентная. Настолько интеллигентная и видная, что дух захватывало даже у отставного военного Виктора Степановича, тоже человека не робкого десятка.
А дама оказалась очень сложной. Красноречивые взгляды дворника она подчеркнуто игнорировала. Это значило только одно: Клавдия Афанасьевна все заметила и тоже неровно к нему дышит. Но, как дама безупречно воспитанная, ждет первого шага.
Наконец, Виктор Степанович решился. В тот день он с трепетом ждал свою пассию, раз за разом повторяя ту фразу, при помощи которой решил завязать разговор. В этот раз Клавдия Степановна пришла с палочкой, что заставило суровое сердце дворника облиться кровью: неужели разбил все-таки артрит! Тем не менее, отставной военный стратегически дождался, пока дама его сердца присядет на скамеечку, и неслышно подкрался к ней сзади. Дворник уже было собрался произнести заготовленную фразу, но с ужасом обнаружил, что от охватившего его волнения напрочь ее забыл.
Но отступать было уже поздно. Виктор Степанович глубоко вдохнул и сказал первое, что пришло в голову:
– Мусорим, гражданочка?
Ответом ему был судорожный вздох и отчаянный взмах палкой. Удар, тем не менее, оказался метким и пришелся ему прямо в лоб.
А потом ему на грудь шлепнулась внушительная капля птичьего помета. Этот самец серой вороны, Эдуард, давно его бесил. Казалось, что наглая птица его за что-то возненавидела. Она постоянно вытряхивала на дорожке содержимое урн. А без помета на одежде, а то и на голове, у дворника не проходило ни дня.
А сейчас, в присутствии Клавдии Афанасьевны, это был полный позор. Несчастный Виктор Степанович был готов провалиться сквозь землю.
* * *
Самец серой вороны Эдуард не любил никого, кроме самого себя. Всех остальных он считал полными идиотами и ничуть этого не скрывал. Единственное, что любил Эдуард, это издеваться над никчемными людишками.
Особенно ему нравилось измываться над человеческой старушенцией, которая приходила в парк кормить презренных воробьев и голубей. Старушенция его побаивалась, и это доставляло Эдуарду ни с чем не сравнимое удовольствие. Поэтому, едва завидев старуху с кормом, самец серой вороны дожидался, пока она начнет разбрасывать еду, и тогда спускался, разгоняя трусливую птичью мелочь.
Эдуард почти никогда не бывал голоден. Он разорял беличьи гнезда, рылся на помойке паркового кафе и копался в урнах на аллеях. Так что старушенции он мешал чисто из любви к искусству.
Вторым развлечением для самца серой вороны был местный дворник. Для Эдуарда стало доброй традицией нагадить ему на одежду, а еще лучше – на голову. Без этого можно было считать, что день у наглой птицы не задался.
Но в тот роковой день для самца серой вороны все пошло настолько не так, что он сначала даже растерялся. Как только Эдуард, по своему обыкновению, слетел и распугал голубей и воробьев, старуха повела себя совершенно неожиданно. Она вдруг замахнулась на него палкой. И это на него, на самого Эдуарда!
Как ни странно, самца серой вороны выручил дворник. Он зачем-то подкрался сзади к старушенции и что-то сказал. Удар палки обрушился на несчастного. Это было для Эдуарда огромной удачей. Он ухватил ближайшую корку, поднялся в воздух и сделал круг над головой дворника, украсив его старое пальто свежим пометом.
Люди переполошились. Старушенция резво вскочила со скамейки, охая и ахая, и принялась неловко извиняться перед дворником. Потом они вместе стали оттирать помет, забыв и о корме, и об Эдуарде. Ну ничего, он им напомнит. Вот сейчас он съест весь корм, а потом наградит глупого дворника еще одной порцией помета, но на этот раз прицелится четко в голову.
Эдуард воткнул корку в развилку между ветвями, чтобы потом вернуться за ней, и опять слетел на дорожку.
* * *
Кота не звали никак. В то же время, он откликался на все имена, которыми его называли – Барсик, Кузя, Вася, Мурзик, Блохастый, – не все ли равно, лишь бы чем-нибудь угостили.
Кот был тощим и полосатым. На его морде и впалых боках были написаны все тяготы его бездомной жизни. А порванное в двух местах правое ухо выдавало в нем несгибаемого бойца.
Кот провел в этом парке всю свою кошачью жизнь и очень хорошо изучил всех его обитателей. Сюда приходила человеческая женщина, чтобы покормить птиц. Она была бесполезна. Поймать воробья или голубя, пока они едят, женщина все равно бы не дала. А корм, с которым она приходила, был для Кота несъедобным.
Дворник был хороший. Он иногда гладил Кота, делился с ним маслом или колбасой с бутербродов, а зимой пускал к себе в подсобку погреться.
А вот большая птица была подлой. Птица мешала всем. Старухе, не давая кормить воробьев. Другу-дворнику, вытряхивая мусор из урн и гадя ему на одежду. Да и самому Коту от нее тоже доставалось. Сколько раз, когда ему удавалось разжиться едой, птица подкрадывалась сзади и больно клевала его в хвост. Когда Кот отвлекался от еды, птица утаскивала ее из-под его носа, уносила на дерево, съедала ее там, а потом насмешливо каркала сверху.
Кот задумал месть. Надо было избавиться от большой птицы. Случай вскоре подвернулся. Жадная птица настолько увлеклась поеданием чужого корма, что не замечала ничего вокруг. Беседующие люди тоже не обращали на Кота никакого внимания. Это был его звездный час.
* * *
– Смотрите, смотрите, что сделал этот кот! – всплеснула руками Клавдия Афанасьевна.
Виктор Степанович посмотрел туда, куда показывала женщина. Рядом со скамейкой важно и торжественно сидел Кот. Перед ним, все еще слабо трепыхаясь, лежал поверженный Эдуард.
– Кажется, он избавил нас от общего врага. Молодец, дружище! – улыбнулся дворник.
Кот с победоносным видом подошел к Виктору Степановичу и, выгнув спину, потерся о его ноги.
– Какой милый котик! – воскликнула пенсионерка. – Он же бездомный? Вот что, я возьму его себе. Назову его Пушок. Иди ко мне, Пушочек! – и она подхватила на руки сурового уличного бойца. Кот слегка растерялся.
– Возьмите, конечно, он хороший кот! – улыбнулся дворник. – А можно, я навещать его буду? Он мой старый друг, как-никак.
– Конечно-конечно! – согласилась Клавдия Афанасьевна. – Приходите запросто, в любое время, угощу вас чаем с пирогами.
Новоявленный Пушок сидел на руках пожилой женщины и мурлыкал, как трактор. Кажется, жизнь у кота, наконец, удалась. А может быть, не только у него, кто знает?
Автор: Екатерина Ручкина