Достойная

Петя женился.

Опять или снова.

Третий раз.

Никто не знает, даже мама, особенно мама.

Петя комсомолец, будущий коммунист, у него должна быть незапятнанная репутация, а он, извините, третий раз женится.

Непорядок.

Потому и не сказал маме, Прасковье Моисеевне, чтобы сюрприз был.

Первая жена, Наташа, через две недели сбежала и на развод подала, вторая Маша, три недели продержалась.

Недостойные, — припечатала ладонью по столу матушка, Прасковья Моисеевна, — недостойные.

Петя очень надеется что Лида окажется достойной.

Мама за сердце схватилась, как Петя с молодой женой и чемоданчиком с приданным, во двор заявились.

Тонка, бледна, зацепиться взглядом не за что, где он её подцепил, тьфу.

А сама улыбается тихо, и ласковым голоском шепчет,

-Что же ты, Петруша, что не сказал- то ничего, хучь ба свадебку каку — никаку сыграли.

-Не надо мамаша, свадебки, — а сам думает, иди ты к чёрту со своими свадебками, две жены сбежало, а Лиду он полюбил всем сердцем и другими внутренностями, что переворачиваются при одном взгляде на Лидушу. И будет жаль если эта сбежит.

Так и зажили.

Петруша следит чтобы мамашу значит до жены новой не допускать, а мамаша срок месяц дала себе и товаркам своим, мол через месяц этой сухостоины дома у неё не будет.

Вот месяц прошёл, другой. Лида в школу устроилась, учителем, из интеллигентной семьи она, Петруша сказал папа профессор, а мама его жена, от так.

Ну ничё, ничё, полетишь ты у меня антилегентка сТраная, только фильдеперсовые твои чулочки на тощих ножонках засверкают, зловеще думает свекровь, улыбаясь снохе.

Видит Петруша, не сбегает жена, а очень даже мило с мамашей беседовают, ну и расслабился.

Вот приходит с работы, а женщины его, одна быстрее другой, ужин ему тащат.

-Вот милый, я щи сварила, — бежит Лида, чуть ножкой об ножку не запинается.

-А я пирогов тебе с маком напекла, твоих любимых, — это мамаша басит.

Попробовал щи, чуть не плюнул, да сдержался, жена любимая, молодая варила, а так бы вылил, ест, давится.

-Что такое, сыночек, — ехидно так мамаша интересуется.

-Да ничего, только необычно что-то, вкус такой, специфический, я бы сказал.

Взяла свекровь ложку в рот, да как закричит, как заплюётся, как глаза закатила.

-Ой сыночек, не ешь, ой, не ешь, а то отравишься! Что же ты, сношенька любимая, заместо соли сахара бухнула в кастрюлю.

-Так вы же, матушка доваривали, вы же меня как раз гусей с огорода чужих выгнать велели, видно и перепутали соль с сахаром.

Отодвинул Петя щи, за пироги взялся, откусил и глаза на лоб, горькие, во рту жжёт.

-Что такое, сынок?

-Мамаша, да зачем же вы перца в сладкие пироги насыпали столько!

-Я?

-Ну не я же, знаете что, не варите больше, пусть Лида готовит...

-Ну погоди змеюка, — прошептала свекровь, прошмыгнув мимо снохи, которая скоренько картошку жарить принялась, — я тебе устрою.

И началась, тихая невидимая никому междоусобица. Как только не пакостили друг другу, и махорку в тесто сыпали, и ложку перцем натирали, и что только не делали.

Прошёл год, Петруша радуется, вот мол, жена любимая Лидия, дочь профессорская, прижилась и назад бежать не собирается, под папочкино крылышко.

Лежит так Петя на диване, чудо техники, пульт от телевизора в руках крутит, с первой программы на вторую щёлкает.

Лида блузку в комнате гладит, матушка рядом с ней сидит, о чём -то тихо мирно беседуют, ах, женщины любимые.

-Куды намылилась, шлёндра.

-Так всё туда же, шалаwitся, матушка, с одного на другой прыгать, ага. Ты то, ведьма старая, не можешь себе этого позволить, а я могу. Пока Петька дурак сидит на заднице ровно, я всё обшлёраю и вернусь на голубом глазу-то...

-Что? Что? Петя, Петруша...

Петруша подорвался бежит, что случилось, матушка с выпученными глазами стоит, красная, Лидуша стоит, блузку гладит и тихонечко говорит

-Там матушка из края даже приедут, будут нам рассказывать как детей учить, нечто мы сами не знаем, я бы лучше с мужем любимым, с Петрушой да с вами матушка, Следствие ведут знатоки, посмотрела бы.

-Что случилось, мама, что такое? Лида?

-Что? -Лида изумлённо смотрит на Петю и на свекровь, та с выпученными глазами стоит красная, ртом воздух хватает будто рыбка на берегу.

-Петя, сынок, она...она Лидка...

-Что матушка? Что такое?

-Одна по тёмну пойдёт, спроводи Лидушку, сыночек.

-Тьфу ты, мама напугала.

Ушёл Петруша покурить в сенцы, сердцебиение остановить.

-Что карга старая, зависть взяла? Свекровка б..., снохе не верит? Чего зенки пучишь?.. Та что вы матушка, зачем Петруша будет сидеть там, эту нудятину слушать, правда милый? Нет, ну если хочешь пойдём.

Прасковья Моисеевна так и села.

А тут заметила что сноха на солёненькое налегает.

— Никак понесла, кобыла?

-Ага.

-От кого?

-А кто его знает? Вам ли не всё равно?

-Как это?

-А кто бы не прыгал, телёночек -то ваш будет. Вы -то сама хоть помните, в каком пьяном угаре и с каким кобелём Петьку зачали?

-Петяяяя...

-Мы вам матушка сегодня сказать хотели, — ласковым говорком, как ни в чём не бывало продолжает Лида, — Петечка, видишь, матушка женщина опытная, сразу догадалась о моём положении.

Петя цветёт, свекруха от злости зубами скрипит.

-Хучь ба ты негру родила, чертовка.

-Ах, вы матушка, старая перечница, помнит, помнииит молодость свою разбитную! Нечто у вас и с негрой было, маменька?

-Что за шум, а драки нет?

-Неее, Петруша, мамушка говорит хоть бы сыночек на тебя был похож, а я говорю, что вдруг девочка, а матушка говорит что сыночек, она женщина опытная, Петь, мама -то, — а сама на покрасневшую от злости свекровку зырк, глазами.

Та головой кивает, так мол, так, опытная, вижу что сыночек...

Тяжёлая Лида стала, в магазин не ходит уже, никуда не ходит. Сама Прасковья Моисевна в сельпо отправилась, идёт, ну думает, сейчас язык -то почешу, кости тебе плутовка помою.

Только через порог, а там главная сплетница села, кума Зиновья.

-Ооо, здравствуй, святая женщина.

-Ково мелешь дура.

-Да сноха твоя, уж так тебя хвалит, только и слышно, мы с мамой да наша мама, и конфеты твои любимые покупает, и колбаски для мамы. Токмо и слышно мы с мамою. Нечто правда, Паш?

-А то? У меня бабы, не сноха, а чистый кусок золота, Петрушу любит, меня обожает, идиллия у нас. Свешай, Гала, мне Буревестника килограмм и знаешь что, Каракумов тоже, и это Мишку на Севере, дюже Лида любит их.

-Надо же, нечто правда Парасковья полюбила сноху?- судачат бабы, — это надо, так -то поганый характер у неё смолоду.

-Ну видно не такой и поганый.

-Ну видать и так.

Мальчик родился в срок, здоровенький, красивенький.

-Вылитый Петруша, ти моё сольныско, ти бабускина радость, ти моя шлядкая булоцка.

-Мамаш, а навроде на негру похож, не?

-Иди ты, Лидка. Вон отдохни иди, полежи, я с Сашенькой повожусь да мой шляденький, да мой унучик.

Долго ещё беззлобно переругивались сноха со свекровью и внучку вынянчила, так правнука дождаться хотела, не свезло.

А как не стало её, так горше родных дочерей убивалась Лида за Прасковью Моисеевной, мать её родная, профессорша даже позавидовала.

-Что же ты доченька, поди за мной так рыдать не будешь, — поджав сухие губки птичьей жопкой, говорит родная матушка.

-Не буду, — говорит Лида, — я осиротела мама, я с ней жизнь прожила, всё что умею от неё научилась, она мне и свекровь, и подруга, и наперсница была. Ай, тебе не понять.

-Да куда уж нам, — обижается маменька — профессорша.

Загорелся у Лиды глаз, да тут же потух, неее, не тянет на свекровь её любимую, никто уже так не подколет Лидушку.

Что же, сноху ждать буду, вздыхает тяжело, такую, на которую Санечку оставить нестрашно будет, с юмором, да с острым язычком.
Вот как свекровь её была, Прасковья Степановна, и она сама Лидия Андреевна.

Две уже были, не подошли, недостойны...Третью ждать будем, та точно подойдёт, думает Лида.

И вправду третья удержалась, когда маленькая Стеша, Стефания родилась, показалось Лиде, будто свекровь ей подмигнула и язык показала.

Так тепло на душе стало.

-Здравствуй, мамаша, здравствуй родная.

Автор: Мавридика де Монбазон