Сосед Иван Иваныч называл их «девчонками». «Девчонкам» было хорошо за семьдесят, они жили в соседних подъездах и дружили – не так давно, но крепко.
Обеих звали Натальями, поэтому привыкли откликаться на отчества – Семеновна и Петровна. Внешне были совсем разными.
Семеновна – высокая, сухая, с круглой от прожитых лет спиной – в прошлом врач-невролог. Долгие годы в белом халате приучили ее искать свои маленькие женские радости, и она обожала шейные платочки и береты.
Петровна была крепкой, квадратной старушкой, на плотных ногах-бочонках и в неизменном платке на голове. Классическая бабушка из детской сказки.
Полжизни она простояла в химчистке приемщицей, а потом нянчила чужих малышей. Петровна отличалась едкостью и часто вводила саркастическими замечаниями в замешательство свою интеллигентную и более наивную приятельницу.
Старость стерла все социальные и культурные различия и примерно уравняла их интересы. Ежедневно со страстью обсуждалось, что куры в ближнем магазине – несвежие, а пучок петрушки – тощий. Одна тема для них была под запретом – дети. Поэтому и общались, что строго соблюдали этот негласный запрет.
У Семеновны был сын-красавец, тоже доктор, постоянно занятый своей не очень удачной личной жизнью и две внучки.
У Петровны – дочь, в постоянном поиске женского счастья перебирающая временных мужей, и внучка – всегда сопливая и всегда в хорошем настроении, несмотря на часто меняющихся отцов.
Дочь иногда подкидывала внучку матери, но, в основном, увозила ее в деревню к сестре Петровны – оттуда можно было долго не забирать. Петровна сама в августе уезжала к сестре недели на три – делать заготовки на долгую зиму и потом приезжала с сестриным соседом Митричем на стареньких жигулях, просевших под тяжестью мешков с картошкой и кабачками, и банок в багажнике. Всю зиму она откладывала с пенсии, а потом этими деньгами расплачивалась с Митричем за огород и за доставку.
Петровна считала подружку женщиной неудавшейся – ни огурцы посолить, ни тесто поставить, ни селедину выбрать – как жизнь прожила? А Семеновна считала Петровну «простоватой» и столько смысла вкладывала в это слово, что можно было ничего не добавлять.
Семеновна покупала продукты в ближайшем магазине, цену никогда не помнила и любила иногда побаловать себя чем-то вкусным. Пенсии обеим хватало.
Вот так раньше и общались — вскользь, по-соседски, а подружились после болезни Петровны. Дочка Петровны как раз была в очередной попытке замужества и уехала на юг, даже взяв с собой внучку. Два дня Петровна справлялась сама, едва ползая по квартире, а на третий утром – встать не смогла. Грипп. Семеновна долго звала ее под балконом, а через час так настойчиво барабанила в дверь, что пришлось из последних сил дотащиться и открыть.
Семеновна ворвалась в квартиру в медицинской маске и с авоськой наперевес. Она принесла банку куриного бульона, развела в чае какой-то порошок, от которого сразу стало легче и нашла варенье из малины в серванте. Потом проветрила комнату, протерла пол влажной тряпкой, дала свежий платок на смену мокрому от пота и сбившемуся и велела спать. Взяла в прихожей ключ Петровны и ушла — до вечера.
Всю неделю она каждый день приносила свежий хлеб и варила овсянку. А к концу второй бледная, но уже окрепшая Петровна, неожиданно утром пришла к ней, принеся банку огурцов, соленые грибы и пакет сушеных яблок.
— Бери! Ешь одну гадость магазинную. У меня всё своё, руками делала. И, это – я теперь рядом, ежели что.
И, стесняясь своих слов, сразу развернулась и поковыляла вниз по лестнице. Семеновна, даже не успевшая, ответить, тут же в коридоре и всплакнула – она не ожидала такого тепла от суровой Петровны, а помогала ей, потому что вдруг ясно поняла, что привыкла душой к своей «простоватой» соседке и жизнь без нее сильно бы потускнела.
С тех пор они и стали дружить, помогая друг другу, советуясь. Раз в неделю вместе ездили на рынок на троллейбусе – это был такой выход в свет. Обсуждали все дворовые новости и пили чай друг у друга по очереди.
Дети появлялись у них редко – у обоих намечались важные жизненные перемены. Сын Семеновны планомерно шел к разводу, который обещал быть тяжелым – с истериками и шантажом жены, с алкоголем по вечерам для временного забытья. Мать была единственным близким человеком в этой ситуации и он делился с ней происходящим, не думая в своих проблемах о ее здоровье. И она не спала ночами и вдвойне переживала за своего взрослого ребенка.
А дочь Петровны нашла себе заграничного жениха в интернете и решительно собиралась к нему переезжать вместе с внучкой, не слушая вопросов и опасений матери. Петровна тоже не спала ночами, расстраиваясь за свою ветреную и бездумную дочку и переживая за внучку на таком расстоянии.
Обе пили корвалол и с собой в кармане носили сердечные таблетки. Теперь во дворе сидели почти молча, в невеселых думах. Бытовые разговоры отошли на второй план, а семейные дела не обсуждались.
Дочка Петровны появилась во дворе, когда они в своих мыслях сидели на лавочке, перед ужином. Она выпорхнула из такси, забыв одернуть тесное платье, по длине скорее похожее на кофту и вихляющей походкой направилась к «девчонкам». Петровна недовольно отметила сразу и ярко раскрашенное лицо дочери, и вульгарный вид.
— Мам, дай ключ – я у тебя коробки с кое-какими вещами оставлю. Скорее, такси ждёт!
Быстро забрала, обдав волной душных духов, быстро отнесла, вернула ключ – и уехала. Петровна сидела, погруженная в невеселые мысли, а потом случайно повернулась к забытой подружке. Семеновна смотрела вслед машине с таким презрением, что Петровну этот взгляд как кипятком обдал. Она сразу бросилась на защиту:
— Дочка у меня – красавица. Вот жениха нашла иностранца. Любит ее страшно! Жить будет там в своем доме, с бассейном. Всё для неё!
И замолчала, придавленная только что придуманным и своей тревогой.
А Семеновна всё это время думала о невестке, издевающейся над ее сыном и. неожиданно для себя самой, с горечью выдала:
— Вот из-за таких, в поиске, жизни и рушатся. И сама – неудачница, и других несчастными делает.
Петровна даже задохнулась. Сквозь зубы, едва сдерживая себя, прошипела:
— Сама ты неудачница. Надоела ты мне хуже горькой редьки. Из жалости вожусь с тобой….
Наступила такая пауза – обе как будто оглохли от произошедшего. Потом Семеновна молча встала, распрямила насколько смогла спину и молча ушла, стараясь ступать твердо и ровно. И, глядя в эту спину, Петровна осознала, что произошло непоправимое. Что самые близкие люди в секунду стали чужими.
Больше на лавочке они не сидели. Зная расписание друг друга, старались выходить на улицу так, чтобы не встретиться. Обе страдали страшно, но виду не показывали. Так прошла вся долгая зима.
Весной случайно столкнулись на улице. От неожиданности одновременно поздоровались. И прошли мимо. Но обе остро ощутили, как соскучились, как без подружки пропало в жизни самое главное – ощущение плеча, на которое всегда можно опереться. И обе долго думали об этом.
Потом столкнулись опять — во дворе. Потом опять и стало понятно, что обе ищут эти короткие встречи. Потом наступил такой день, когда, встретившись, они не разошлись, а остановились рядом и стали осторожно разговаривать – как соседи, из вежливости. А потом однажды вечером в дверь Семеновны раздался робкий звонок и, не зная еще кто там, сердце Семеновны радостно трепыхнулось. За дверью стояла Петровна:
-Дочка прислала этот, компьютер, чтобы общаться. Никак сама не разберусь.
Семеновна даже пальто забыла – так и пошла за подружкой в халате.
Почти до утра они разбирались с компьютером. Смеялись, ругались, вырывали друг у друга мышку – как девчонки. Чай пили три раза. Не хотели спать совсем и не хотели расставаться – так соскучились. С компьютером так и не разобрались, убрали его в шкаф. Про ссору обе не вспоминали. Они давно попросили друг у друга прощения – мысленно. И давно друг друга простили.
А зачем лишние слова? Если с человеком поделился своим сердцем – оно всегда откликнется…
Автор: Mila Miller
