Баба Тома жарила картошку. Ну и пусть, что 8 вечера, ну и пусть, что поджелудочная стала возмущаться только от запахов, но много ли счастья на старости лет нужно. Да и в ее возрасте уже как-то было наплевать на поджелудочную и «не жрать после шести». За окном падал снег, на сковороде аппетитно шкворчало.
Скучно было бабе Томе, и тоскливо. Сын с невесткой за границей уже который год, внуки ладные, но пойди их уразумей, лопочут по видеосвязи не по-нашему, улыбаются белозубо. Здоровы все, устроены, да и слава Богу. Одно отвлечение – телевизор да посиделки на лавочке. «Вот и жизнь прошла, да даже не прошла, пролетела», — вздохнула баба Тома. Нерадостные мысли прервал звонок в дверь.
— Опять Викентьевна, дура старая, или соль или муку купить забыла, — привычно проворчала она себе под нос и пошла открывать, — Сгорит картошка, вот чертей ей задам.
За дверью стоял огромный ком одежды, который венчала шапка ушанка, а из-под нее в разные стороны топорщилась борода, даже не борода, а бородища. Баба Тома обомлела. «Бандит, как есть бандит, вот и смерть моя пришла», — пронеслось у нее в голове.
— Добрый вечер. Простите за столь поздний визит, но крайняя необходимость вынудила побеспокоить вас. Не бойтесь, я не вор и не бандит. Просто так жизнь сложилась. И мне всего лишь нужно немного теплой воды, из-под крана.
Куча зашевелилась и из нее высунулась огромная обветренная рука, протягивающая пластиковую бутылку, которая в ладони казалась игрушечной.
— Понимаете, Оленька моя заболела, кашляет сильно, температура наверное. Ей пить теплое нужно, а у меня только холодная вода, нельзя ей. А пить хочет, не обессудьте, выручите.
Баба Тома стояла в ступоре. Нет, понятно, что бомж, но речь то какая складная, и Оленька…, не о себе печется, а о жене, наверное, или, не дай Бог, дочери. А на улице мороз, вон закутался то как.
— Что ж, заходи мил человек, если с добром пришел. – Немного промедлив сказала баба Тома. — Да рассказывай, что приключилось, может и помогу чем смогу.
Куча одежды переступила с ноги на ногу. Видно было, что ему хотелось туда, в тепло, где уют вкусно пахнет жареной картошкой но…
— Извини хозяюшка, грязный я, уже год на улице мыкаемся. И я, и Олюшка. Неприятно тебе будет…
— Ишь, чего вздумал! Еще порешай за меня, что мне приятно, а что неприятно! – рассердилась баба Тома. Уж очень она не любила, чтобы ей перечили, работа в колонии для несовершеннолетних наложила таки отпечаток на характер.
— Олюшка твоя где? – прикрикнула она на мнущуюся кучу.
— Да как где, со мной она всегда. – Куча распахнулась и из недр не особо свежей одежды показалась серая кошачья мордочка. – Уже как 7 лет мы вместе. Валечки, жены моей любимица, а как не стало ее в прошлом году, так нас и выгнали.
Баба Тома ухватила кучу своими хоть и худенькими, но еще крепкими руками.
— А ну заходи, обормот, не морозь мне помещения. Я с тобой тут до морковкиного заговенья разговоры разговаривать буду! — Скидывай с себя вот это все и топай в ванную, я тебе сейчас одежу положу там, что от моего деда осталась, в пору придется, тот тоже здоровый был как черт. А Олюшку свою сюда давай, я ее на кухне сейчас устрою и теплого молока налью.
Куча пыхтела и пробовала сопротивляться, но если баба Тома решила причинять добро и насаждать справедливость, это было бесполезно.
Прошел час. В коробке под батареей, на мягкой подстилке, мирно спала Олюшка, налакавшаяся теплого молока. А за столом, при вечернем свете бра, сидели совсем еще не старые мужчина и женщина. Картошка была съедена, и они вели неторопливую беседу под чашечку ароматного чая.
— И как вы на улице оказались то, небось пропил жилье свое?
— Да нет, не пропил, продал. Да и жилья то того было, комната в коммуналке. Валечка моя, жена, сильно о даче мечтала. Вот я ее продал, и купили дачку.
— А чего же там не живешь?
— Не пускают. По наследству все сыну ее отошло. Не расписаны мы были, она вдова, я всю жизнь одинокий, вот и встретились 10 лет назад, и съехались. Она и квартиру, и дачу на сына оформила. Чтобы не было у него мороки, как нас не станет. Не думали мы, что все вот так обернется, ведь здоровая же была, да и моложе на 7 лет. А тут заболела и сгорела за месяц. Не до квартир и дач в то время было.
— И как тебя умудрились то выселить?
— Да все как в тумане было. После похорон не в себе был, так сын ее, Валера, меня в санаторий отправил. Мол, поправить здоровье нужно. А приехал через 2 недели, в квартире другие уже живут, ни вещей, ни документов, ничего. Погнали меня. Я в милицию, а там только посмеялись. Олюшку зато вот нашел. Тогда тепло было, ее соседи и подкармивали во дворе. Рассказали мне, что продал Валера квартиру, и дачу тоже продал в одночасье. Вещи все выбросил, и Олюшку тоже. Ладно меня не пожалел, кто я ему такой, но она же Валечкина любимица, как же так.
— Зовут тебя то как, а то уже второй час гостишь, а так и не представился?
— Антон я, Антон Макарыч, был когда-то…- Грустно усмехнулся мужчина, — А сейчас бомж Тошка. Загостился я у вас, пора и честь знать. Спасибо за ужин, давно мы домашнего не ели.
Антон поднялся со стула и грустно посмотрел на Олюшку.
— А можно она у вас хоть немного побудет. Холодно на улице для нее, непривычно. Мне то что, а ее, боюсь, не уберегу. Не простит мне этого Валечка.
Глаза мужчины подозрительно заблестели.
— Знаешь что, бомж Тошка, — усмехнулась баба Тома, — Утро вечера мудренее. Иди в гостиную, я там тебе на диване постелила. И спать, никаких разговоров до завтра! – прикрикнула она, видя, что нежданный гость собирается спорить. – Адрес только своей квартиры напиши, да и ваши с женой фамилии отчества. Должна же я знать что ты не зек какой или того похуже.
Когда в квартире все затихло, баба Тома достала мобильный телефон и старую записную книжку. Это сейчас она была бабой Томой, а раньше… эх есть что вспомнить, нечего детям рассказать…
***
В молодости баба Тома была хирургом, и не просто хирургом, а хирургом высшей категории. Профессор все говорил ей, что руки золотые, и оперирует с душой, большое будущее сулил. Но не сложилось. Предательство мужа, потеря первенца на последних месяцах беременности, и понесло Тамару в горячие точки. 3 года помоталась по военным базам. Потом работа в столице. Многие обязаны ей жизнью, ой многие. Даже криминальные личности. Ну, кто не без греха. Тогда выживали, как могли.
«Не сильно принципы важны, когда денежки нужны» — поговаривала частенько она про себя, латая очередного подранка. А что сделаешь, отказаться – не вариант, тебе же хуже будет, а сына, которого из последней горячей точки нежданно-негаданно привезла, даже сама того тогда не зная, тянуть нужно. Его отец там и сгинул. Странные тогда были времена, и страшные, как по лезвию ходишь.
Но ценили Тамару за руки золотые и молчание. Такой хирург – на вес золота. Даже безнадежных с того света вытаскивала. Поэтому и появилось у нее много друзей совершенно разных кругов, которые, в благодарность, могли и помочь. Редко пользовалась она такими возможностями, ну а что сделаешь, не мы такие, жизнь такая.
— Здравствуй Степаныч, — глухо произнесла в трубку баба Тома, — Жив еще, курилка?
— Не дождешься, — отозвался надтреснутый голос, — ты по делу, или бессонница замучила?
— По делу, нужно одного человечка по твоим каналам пробить.
— Как всегда, в своем репертуаре, не меняет тебя жизнь царица Тамара, не меняет… Диктуй.
Баба Тома продиктовала адрес и данные, которые ей записал Антон Макарыч.
— Меня Валера больше всего интересует, но и Антона пробей, а то мало ли чего.
— Ты как сама, встретиться не хочешь? – немного смущенно прозвучало в микрофоне.
— Нет уж Степаныч, не те наши годы, внуков нянчи. Да и о чем разговаривать, все наши дела былые уже в прошлом.
— Тогда на связи?
— На связи.
Второй номер долго не отвечал, наконец-то трубку взяли, и в ней зазвучал раздраженный женский голос.
— Камиля позови, красавица, — немного разбитным тоном проговорила баба Тома, — скажи, царица Тамара его просит. На фоне зазвучала гортанная речь, и абонент взял телефон. Этот разговор занял и того меньше времени. После недолгих переговоров баба
Тома улеглась спать.
Утро преподнесло приятный сюрприз.
На груди бабы Томы уютно устроилась Оленька, приятно согревая своим теплом, а из кухни доносились аппетитные запахи.
— Ты не обессудь, хозяюшка, я тут немного… ну вот…
Антон Макарыч отступил от стола, где стояла нехитрая яичница с колбасой и салатик из овощей. Давно ей никто не готовил завтрак, даже муж, который воспитывал ее сына как родного, не часто баловал таким вниманием.
— Не сердишься, хозяюшка, что посвоевольничал?
— Не сержусь, спасибо, — дрогнувшим голосом сказала баба Тома, — ну что стоишь, давай завтракать, на голодный желудок дела не решаются.
Антон и хотел было что спросить, но осекся под строгим взглядом, и стал молча уплетать яичницу. Под ногами крутилась Оленька, которой было уже намного получше.
— Итак, бомж Тошка, — сказала после завтрака баба Тома, — поживешь пока у меня, и не спорить тут мне, моя квартира, мне и решать. А если не хочешь, гордый может, шурши на мороз и свою задницу морозь там, а Оленька у меня останется. Ясно?
С таким предложением не поспоришь, да и не стал Антон Макарыч спорить, не в той ситуации был. В тепле все ж зимой лучше, чем на улице. Старался как мог, и в магазин ходил, и завтраки готовил, и даже через месяц прибавление в их небольшом семействе случилось. Приволок как-то Антон Макарыч с мусорки лопоухого щенка, грязного и продрогшего. Ругалась баба Тома на чем свет стоит, костерила обоих словами отнюдь не литературными. Но не выгнала, стали гулять вместе в парке, разговоры разговаривать.
А между тем события развивались, за чем постоянно бдила баба Тома, достававшая свой мобильный после того, как в квартире наступала полная тишина.
Валера, сын Валечки, гражданской жены Антона Макарыча, был падкий до азартных игр, что и привело его к большому долгу. Догадываться, наверное, не нужно, кто поспособствовал. Камиль, хоть и в возрасте уже был, но держал часть игорного бизнеса в городе. Бит был Валера неоднократно, так что пришлось ему продать и квартиру, и дачу, и машину, да и все, что ценного было, чтобы рассчитаться.
И на работе возникли проблемы, комиссия за комиссией, проверка за проверкой, а потом небольшой намек, что стоит кое-кого уволить, и неприятности сразу прекратятся. И таки уволили, и прекратились проверки. Только с того времени Валеру на работу никто не брал, волчий билет... Степаныч постарался, все-таки крупный чиновник. Хотя раньше, а что вспоминать про раньше…
Недвижимость Антону Макарычу, понятно, что не вернулась, любые услуги, даже дружеские, должны окупаться. Жизнь такая. Но документы выправили, и даже пенсию оформили. Валера долго мыкался, а потом уехал на заработки и пропал навсегда. Как его жизнь сложилась, неизвестно.
Прошел 1 год.
— Садись Антон Макарыч, поговорить нужно, — необычно серьезно сказала баба Тома.
— Что Томочка, болит что, или с детьми что случилось?
К слову, сын и невестка приняли Антона Макарыча, и даже рады были, что их любимая мама и бабушка уже не одна.
— Нет Тоша, ничего не болит, и ничего не случилось, но нужно что-то решать с нашим сожительством.
— В смысле?
— В прямом смысле, ты меня в жены берешь или нет? А то не по возрасту во грехе жить.
На бракосочетании присутствовали сын с невесткой, белозубые внуки, которые постоянно лезли обниматься и лопотали не по-нашему, а также несколько людей в костюмах и с охраной, один откровенно депутатской, а другой откровенно бандитской наружности, несмотря на костюм.
Если вы увидите в парке необычную пару, бабушку со строгим взглядом и большого деда с окладистой бородой и добрыми глазами, за которыми семенит серая, уже пожилая кошечка, и большой вислоухий собакен – это герои моей истории...
Автор: КираРейнер
