Акушеры

Четыре года Ева мечтала о ребенке. И вот, на пятом году семейной жизни, наконец, всё сложилось. Ева практически летала, хотя старенький отец её останавливал:

— Ну что ты носишься как оглашенная! Женщины в твоём положении ходят медленно, аккуратно…

Для него это был первый внук или внучка, который должен был появиться рядом: трое старших детей давно выпорхнули из родительского гнезда, разъехались в разные концы страны. Всем им было давно за сорок, дети взрослые. Младшая дочка, родившаяся нежданно-негаданно, когда им с женой было под 50, оказалась и радостью, и болью – отец воспитывал девочку в одиночку с восьми лет, мама, к сожалению, умерла. Потому и ребеночка, которого носила Ева, ждали с особым нетерпением и трепетом.

А Ева никого не слушала, ни отца, ни мужа Колю – носилась как тот самый угорелый заяц. Ей казалось, что тут такого? Она молода, здорова, так зачем будет ходить вперевалочку? Скоро к такому поведению привыкли, и никто не удивился, когда Ева собралась в конце августа собирать бруснику. Время – середина 90-х, заготовки на зиму – первое дело. Коля пытался остановить:

— Ну куда ты, роды на носу! Будут выходные, мы с твоим отцом съездим, соберем сколько нужно.

— Да пока выходные наступят, всю ягоду соберут! А как зимой без брусники, ни морса, ни пирогов. Ну уж нет, поеду, тем более, твоя тётя Аня давно зовёт. Поживу у неё пару деньков, а вы с папой на выходные приедете.

Отец Евы, хоть и глубоко за 70, продолжал работать, в связи с чем компанию дочке составить не мог. Ева отправилась одна, на рейсовом автобусе. Всё бы ничего, да только не учла, что растрясёт её по просёлочным дорогам основательно, почти 70 км не шутки.

Поначалу, конечно, всё было ничего. Ева храбрилась, не показывая даже видом, что ей в общем-то хреново, поясницу ломит, живот тянет, и ни о какой бруснике думать не хочется. Тётя мужа приняла её радушно, правда, увидев живот, за голову схватилась, мол, не думала, что уже такой срок.

Утром отправились в лес втроём: Ева, тётя Аня и её сын Никита, мальчик то ли пятнадцати, то ли шестнадцати лет. И только очутившись в лесу, Ева поняла: сборщик ягоды из неё никакой. Живот мешал наклоняться, тяжести поднимать нельзя. Хорошо хоть ушли от деревни недалеко, тётя Аня всё же сообразила, что всякое может быть. Но ягоды было много, поэтому собирала её Ева сидя или даже лёжа на боку. Через три часа собрали по большому ведру каждый.

— На сегодня достаточно, давайте собираться, — тётя Аня довольно улыбнулась, — Завтра ещё сходим, а там уже и наши приедут.

Ева, как она сама потом честно призналась, от жадности возразила:

— Вы идите, а я здесь ещё вот в это ведёрко соберу и приду тихонечко. Жалко уходить, такое место хорошее.

— Точно дойдешь? – тётя Аня покачала головой, — Не заплутаешь?

— Да я никуда больше не пойду, здесь останусь, вон, ягоды сколько! – Еве казалось, что если она уйдёт, то ягоду соберут другие, или просто место потеряют.

— Ну смотри, — тётя Аня встала, — Мы с Никиткой пойдём, мне ещё обед варить. Долго не сиди, наберешь своё ведёрко и домой. Донесёшь сама-то? Или Никиту отправить?

— Тёть Ань, да ты что? Зачем парня гонять, донесу, ведро небольшое, лёгкое. Иди, не беспокойся, скоро буду.

Оставшись одна, Ева немного подрастеряла свой боевой дух. Спина вновь заныла, да и живот опять стало тянуть. Полчаса или больше она просто лежала на спине, прислушиваясь к своим ощущениям: ребенок активно пинался, словно торопя маму домой. Но Ева упрямо решила остаться. Собрав полведра, молодая женщина решила возвращаться: пусть Колька с папой собирают, её норма выполнена. Она встала, сделала шаг и схватилась за живот от боли.

— Чёрт! – выругалась вслух Ева, но боли становились сильнее и чаще, — Чёрт, чёрт, чёрт!

Она почувствовала под собой небольшую лужу – это отошли воды. Как рожать в одиночку, в лесу, да ещё и первый раз? Паника накрыла с головой. И тут лицо Евы, солёное от слёз, кто-то лизнул.

— Ева, ты чего? Что с тобой? – встревоженный голос прорезался сквозь всполохи боли.

Женщина открыла глаза и от неожиданности даже забыла о боли: на неё смотрела выразительная полосатая мордочка с буквой «М» на лбу.

— Ты кто? Разве коты умеют разговаривать?

Кот опять лизнул Еву в лицо и засмеялся во весь голос:

— Конечно, умею! Я же учёный кот! – а когда Ева помотала головой, прогоняя, как она думала, галлюцинацию, добавил, — Ева, это я, Никита!

Только тогда Ева повернула голову и увидела ноги в знакомых резиновых сапогах:

— Никита! Ты откуда? И кот ещё…

— Мамка отправила, чтобы помог тебе ведро донести. А кот — это наш Васька, увязался за мной, разбойник.

Ева хотела что-то сказать, но низ живота скрутила уже знакомая боль.

— Эй, ты чего опять? – голос Никиты слышался как сквозь вату, — Ты можешь встать?

— Не пугайся, — Ева пыталась говорить спокойно, но это удавалось с трудом, — Я просто… Просто рожаю!

Последние слова Ева, уже не в силах держаться, буквально прокричала.

— Я помогу, — голос мальчика прозвучал неожиданно уверенно, — Я помогал весной, когда Машка рожала.

Как бы ни было плохо Еве, она, не удержавшись, спросила:

— Машка? Тебя пустили принимать роды у девушки?

— Машка – это наша корова, — Никита против воли опять засмеялся, — Черно-белая, прямо как ты сейчас.

Сколько это продолжалось, Ева не знала. Очнулась только от крика ребёнка, которого держал на руках улыбающийся Никита:

— Смотри, мальчик!

Как происходил весь процесс, как выходил послед, как Никита перерезал пуповину – Ева не помнит. Парень завернул малыша в свою майку:

— Прости, но больше ничего нет, — он посмотрел на измученную Еву, — Так, мы с малышом побежали в деревню, Васька с тобой останется. Не переживай, скоро помощь придёт!

— Оставь его со мной, вдруг уронишь, — слабо попросила Ева.

Но Никиты и маленького сынишки уже и след простыл, один только Васька лежал, прижавшись к боку и согревая его. Довольно скоро Ева услышала тарахтенье мотора, потом кто-то поднял её на руки…

В фельдшерском пункте удивлялись:

— Ни одного разрыва! Никакой инфекции! Вот это да!

А Ева, прижимая к себе чистенького, туго спеленатого младенца, улыбалась:

— У вас такие акушеры хорошие!

Фельдшерица, румяная старушка, удивилась:

— Нет у нас никаких акушеров, одна я на два села. Ты о ком, дочка?

— Ну как же, Никита и Васька, лучше нет.

Потом Ева долго просила тётю Аню отдать ей Ваську, но та не соглашалась:

— Да это Никиткин кот, лучший друг. Разве ж друзей отдают? А вот у Мурки, Васькиной матери, опять котята народились. Возьмешь?

Конечно, взяли. Назвали Акушером, а когда выяснилось, что это девочка переименовали в Шерри.

P.S. Сынишку, конечно, назвали Никитой. А как ещё-то

P.P.S. Никита-старший стал зоотехником, хотя одно время на полном серьёзе собирался стать акушером.