Сердце сбилось с ритма, и какой-то липкий клубок дурноты, подкатив к самому горлу, вдруг резко ударил под самое сердечко. Перед глазами поплыла пелена. Глубокий вдох, медленный выдох. Тоня прижала руку к груди. «Тихо, тихо. Спокойно!» — сама себя успокаивала девушка, прислонясь к чьему-то ветхому забору. Конечно, ей не следовало ехать одной в такую даль, нужно было дождаться из командировки Олега. Но это письмо так её взволновало, что она бы не смогла усидеть на месте ещё две недели.
Тоня ждала ребёнка. Их с Олегом дочка должна была появиться на свет через 4 месяца. А то, что это будет девочка, она была уверена. Такая же ясноглазая и светловолосая, как папа, с такими же бровями вразлёт. Мужа Тоня очень любила. Он стал их с мамой надёжной крепостью, той самой каменной стеной, защитником и опорой! «Деточка, тебе плохо?» — откуда-то из-за забора послышался голос. К Тоне через огородные грядки шла довольно пожилая женщина, совсем старуха. Но голос был чистый и мягкий, почти молодой.
— Бабушка, помогите. Худо мне что-то.
— Сейчас, милая, сейчас.
Женщина открыла совсем близко калитку, которую Тоня и не заметила сначала.
— Входи, детонька, входи!
Звук её голоса перекатывался, как речные камушки у берега и был то ли знакомым, то ли родным. Тоня, держась за плечо женщины, поднялась по ступенькам в дом.
В доме чисто, по-деревенски скромно, но с каким-то старинным колоритом. На столе вышитая красивая скатерть, на окнах белые кружевные зановесочки, самотканные половички, вязанные салфеточки и разноцветная герань на подоконниках. Всё это Тоня рассмотрела уже сидя на допотопном диване, с высокой спинкой и валиками по бокам. Пахло свежей выпечкой, какими-то травами и немного лекарством.
-На-ко, выпей. Это настой из трав. Легче станет, — сказала бабка и всунула Тоне в руки кружку. — Не бойся, дитю не повредит, -добавила, увидев лёгкое замешательство девушки.
-Откуда вы знаете, что я жду ребёнка? -удивилась Тоня.
Старуха только усмехнулась, взглянув своими не по возрасту ясными глазами. Глаза…
-К кому приехала-то? Ищешь кого?
-Полетаеву Валентину Степановну, -Антонина, стряхнув какое-то наваждение, достала из сумочки и протянула хозяйке конверт, который вчера нашла у себя в почтовом ящике.
Старушка нацепила очки и, внимательно изучив конверт, вернула его гостье.
— Опоздала ты, голубица. Неделю как схоронили Степановну. Надо же, не знала, что у неё есть кто-то из родни... Одиноко она жила. Кроме собаки да кота никого и не было. Их Кузьмич к себе забрал, не пропадать же им теперь, живые же души. А ты-то зачем к Валентине пожаловала? Можа я чем помогу?
— Знаете, меня мама только воспитывала. Отца никогда не видела, мамочка о нём ничего не рассказывала. Я про бабушку однажды спросила. Чудно ведь как-то, у других детей бабушки-дедушки в двух комплектах, а у меня ни одной. А она только губы сжала, да глаза в сторону отвела, а ночью я слышала плакала. Ну, я больше и не заговаривала с ней о родственниках. А вчера пришло письмо. Я так удивилась. Ну, кто сейчас письма пишет?
Прочитала и решилась вот приехать, не сказав пока ничего маме. Сама решила разобраться сначала.
Тоня вынула письмо из конверта и теперь уже его протянула старухе. Та вновь нацепила очки, села к столу и стала молча читать.
«Раиса, здравствуй. Пишет Полетаева Валентина Степановна. Большой грех у меня на сердце, душу облегчит надо, вот и пишу, смерть-то не за горами уж. Раиса, есть ведь у тебя матерь родная и отец был, да помер давно. Много лет назад работала я и фельдшером, и акушеркой в нашем посёлке. И пришлось мне принимать роды у моей соседки, которая замуж за моего любимого вышла. У разлучницы, значит. И этой же ночью пришла уже немолодая женщина беременная, на сносях совсем, просила ей тайком помочь.
Нагуляла ребёнка, не нужен он был ни ей самой, ни мужу её. Я у них обоих –то роды в ту ночь и приняла. Женщина эта мёртвым ребёночком разродилась. Видно, утягивала живот весь срок, да вытравливала чем-то, вот и не выжил младенчик. А соседушка-то моя здоровенькую девочку родила, да только сама слишком слабая была, всё в беспамятстве металась. Пришлая, как оклемалась через пару часов, так и сбежала. Ни документов у меня её не было, ни адреса. Посмотрела я на новорожденных. Помутилось у меня в голове и решилась я на подлость великую, всё отомстить хотела более удачливой сопернице.
Как она пришла в себя, я ей и сказала, что дочка её померла ещё до рождения. Уж она плакала, да выла как волчица раненная. А сама-то я следующим поздним вечером увезла малышку в сумке в город и оставила около больницы. С того дня закрылось ясное солнышко и для меня, и для соседей моих. Думала я, что горе их разъединит, и вернётся Михаил ко мне. А они, вроде, как ещё больше друг за дружку держаться стали.
Только детей им Бог больше не дал. Да, и я прожила одна всю жизнь- ни мужа, ни детей. Расплата это за чёрное моё дело. Больна я очень, немного мне осталось. Один добрый человек по моей просьбе, да за большие деньги отыскал тебя. Вот и пишу тебе, Раиса. И адрес оставляю матери твоей Семёновой Анастасии Ильиничны. Прости, если сможешь.»
Тоня молча ждала, пока старушка прочитает письмо, а та всё смотрела и смотрела в листок, хотя было видно, что уже давно закончила чтение, но продолжает неслышно шевелить губами.
Кто-то, громко топая, вошёл в дом.
-Настасья! Слыш-ко… Чего все двери-то у тебя нараспашку, да и калитка? У-у-у, да у тебя гостья! Кто ж такая?
Хозяйка взглянула на вошедшего мужчину, а потом на Тоню. В этом взгляде была мука и потрясение, и зарождающаяся уже радость… И Тоня вдруг поняла, вспомнила чьи глаза всё это время напоминали ей глаза старухи… Мамины! И голос был знаком, и плавные движения.
--Чё, воды в рот набрала? Ильинична, слышь, что ли? Кто, говорю, такая -то?
-Внучка…
***
Следующим летом на крыльце дома Настасьи Ильиничны сидела молодая женщина с крохотной дочкой на руках, укачивала её и приговаривала: «Скоро папочка наш с бабушкой Раей приедут. Гостинцев привезут нашей лапушке.» За воротами раздался шум подъехавшей машины.
-Бабулечка, мама с Олежкой приехали!
А в калитку уже входила Раиса Михайловна:
-Мама, Тоня встречайте, родные! Вот и мы!
Автор: Ольга Заякина
Фото: Ольга Заякина
