Посвящается нашим бабушкам, которые выстояли войну, выстрадали беды потерь и невзгод. В рассказе собирательный образ многих женщин того времени, в том числе и моих бабушек.
Мальчишка лет трёх, смешной, похожий на маленького будду, бегал по коридору диагностического центра. Его мать по пятам ходила за своим шустриком и не могла призвать его к тому, чтобы он посидел хотя бы минут пять . Взрослые, которые сидели в ожидании своей очереди умилялись энергией пацана, очевидно калмыцкой национальности, а мать, уставшая бегать за ним, позвала:
— Баир, иди сюда.
Мальчишка продолжал резвиться, как будто мать разговаривала со стеной.
— Иди сюда, там сквозняк.
Баир остановился, огляделся по сторонам, развёл пухленькие ручки в стороны ладошками вверх и испуганно сказал:
— Где сквознЯка, мама? Что-то я не вижу этого сквознЯка.
— Сквозняк заходит в окно, ты вот у открытого окна бегаешь и не заметишь, как он запрыгнет в окно.
Люди в очереди засмеялась, а испуганный мальчик, сел рядом с мамой и припав головкой к ней на колени , задремал.
Мальчика напугало слово «сквозняк», мне тоже не нравится это слово. Оно мне напоминало мою бабулю, которая тоже, как и Баир боялась сквозняков. Даже, когда не было этих страшных сквозняков, она куталась в шаль, а летом никогда не снимала подшальник, как она называла платок и не снимала толстой вязанной кофты. Шерстяные, самовязанные чулки спасали её ноги от сквозняков и бурки, как она называла какие-то сшитые и стёганные, как фуфайка, сапожки.
Честно говоря, я тоже иногда мёрзну, но не от сквозняков, а потому что холодно.
Не так давно я поняла, какие сквозняки пугали мою бабулю. Не те, которые врываются в наш дом, принося свежесть и запахи улиц, а те, сквозняки жизни, которые выветрили, выхолодили не только сухонькое тело моей бабушки, но и её душу.
-Как только началась война и пришла похоронка на моего первенца Митю, — рассказывала бабушка, -я стала мёрзнуть и можно сказать, уже никогда не согрелась, а потом и пришло известие о без вести пропавшем моём муже, а твоём деде Степане. А я надеялась, что живой он, молилась, чтоб Господь сохранил его для нас. Для меня, наших дочек и твоей матери в том числе. А какие суровые зимы тогда были, казалось, что сквозняк гуляет по всему миру. Я думала, что когда война закончится, я отогреюсь, ведь уже не будут приходить похоронки, в доме печь будет натоплена и дети не будут пухнуть от голода. Двое младшеньких моих девочек от голода умерли.
Этот рассказ бабули, я не раз слышала, но не перебивала её, не говорила, что наизусть знаю повесть о её жизни. Пусть вспоминает и её слова звучат в назидание другим поколениям.
Когда бабуля говорила о смерти своих маленьких доченек, она на минуту умолкала, как будто в это время была не здесь , рядом со мною, а там
где страх, голод и холод были спутниками моей бабушки, а я сидела рядом с нею и тоже молчала, старалась не нарушить минуту молчания и скорби, терпеливо ждала продолжение её исповеди.
-Лёль, посмотри, там форточка закрыта, — обращалась ко мне бабушка, — Что-то меня так знобит, как будто тот военный сквозняк вернулся.
-Закрыта, бабуль.
-Согрей чаю, детонька, хоть чуть согреюсь.
Я подаю бабуле чай с малиновым вареньем, она греет свои маленькие, сухонькие руки о кружку с чаем и продолжает свой неспешный рассказ.
-Лёль, а ведь ждала твоего деда, долго ждала. Я знала, что он жив, не то чтобы точно знала, а вот было такое чувство, что вот он сейчас откроет нашу калитку, а я обязательно его в окно увижу, выбегу к нему навстречу, обниму его и он меня обнимет и я сразу отогреюсь в его крепких руках. Думала может он в плену и вернётся позже других мужиков, но он не вернулся и только лет через десять после известия о нём, как о без вести пропавшем, я стала молиться за упокой его души.
Бабушка маленькими глотками отпивала чай, причмокивала малину, которая попадалась в чае, а потом засмеялась. Я всегда удивлялась смеху своей бабули. Он не утратил чистоты. Он был почти детским что ли. Когда она смеялась, я сразу представляла её девушкой, такой озорной и беззаботной. Представляла, но даже на старой фотографии, где бабуля была молодой, её слегка прищуренные глаза, казалось смотрели туда, где она видела, всю свою будущую жизнь. Такая грусть, а может даже испуг крылись в девичьем взгляде бабули.
Она допила свой чай и смеясь сказала:
-Я за упокой души Степана молилась, а он то оказывается жив. Сейчас не знаю, а тогда был жив. Наш сосед Василий поехал в Сталинград на десятилетие Дня Победы встретиться со своими однополчанами, а встретил там Стёпку. Друзей своих тоже встретил, а со Степаном нос к носу столкнулся. «Идёт, такой важный, грудь в орденах, а с ним баба и две девочки»-рассказывает Василий. Васька нему с объятиями, мол здорово, земляк.
— А он мне нагло в морду: мол обознались вы, -рассказывал Василий, — Я разозлился и говорю: ты меня, Стёпка за дурака не держи, я тебя с детства, как облупленного знаю. Баба, которая с ним, я понял, что это жена его...
-А тогда кто я?- спрашиваю, а у самой слёзы градом и сквозняк гуляет у сердца.
-Не перебивай меня, Мария, -говорит Васька, — рассказываю, как есть. Эта его жена и спрашивает: Стёпа, что происходит? И девочки, точно его дочки, похожи на него, как две капли воды, стали виснуть у него на руках и в глаза ему заглядывать. Потом он отвёл в сторонку жену с дочками, что-то им сказал, а сам подошёл ко мне.
-Ты Василий, вот что, -сказал он, — считай, что ты меня не видел. Нечего там Марии трепать своим языком.
-Как же нечего?-спросил Василий, ты живой, а она за упокой твоей души молится.
-Ну и чёрт с нею, пусть молится. У меня другая жизнь.
-И что не хочешь спросить, как там твоя семья?
-Не хочу.
-Вижу, жируешь ты Стёпка, а Митька твой сын за твою жирную жизнь своей жизнью расплатился, погиб Митька в сорок втором и две младшенькие твои дочурки умерли от голода. Осталась Мария с тремя дочерьми, трудно бабе.
-Не дави на жалость, -сказал Стёпка, — моя жалость на войне похоронена, а свою, как ты говоришь «жирную жизнь», я сам завоевал, -развернулся и ушёл.
Вот так, Лёля твой дед Степан поступил. Тогда уж такой сквозняк меня прямо пронзил насквозь, вот такие дела, детонька.
Бабули уже тридцать лет, как нету. Покоится с миром, моя лапушка. Согрел ли её Господь своим теплом? Надеюсь, что согрел.
Я решила участвовать в шествии бессмертного полка. Достала старые портреты своих дедов, деда Степана и деда Арсентия, который погиб в конце сорок первого года. Портрет деда Арсентия отложила, чтобы отнести в фотоателье для реставрации и долго смотрела на портрет деда Степана. На меня смотрел молодой , бравый красноармеец в будёнове и его лицо мне напоминало лицо моей мама, так похожа она на своего отца.
Я раздумывала, стоит ли портрет деда Степана нести на шествии бессмертного полка. Сосед, дед Василий говорил, что его грудь была в орденах, значит он не был трусом на войне, к тому же я- продолжатель его рода, но мне не давали покоя сквозняки в сердце моей бабули, от которых она надеялась избавиться, когда дед вернётся с войны, а он предал её и своих детей, не вернулся домой, а женился на другой женщине. Я положила портрет деда Степана назад в альбом, а достала портрет моей бабули.
В бессмертном полку вместе со мною будут идти мой дед Арсентий Алексеевич и моя бабуля Мария Андреевна.
