Вера с раздражением чистила овощи для приготовления обеда. Вчера муж пришёл домой опять поздно и явно не с работы, о чём говорило амбре, разнёсшееся по спальне. На глаза навернулись слёзы. Прожив в браке более двадцати лет, вырастив сына, ей стало горько от мысли, что она им уже совсем не нужна. Ни сыну, ни мужу – её любимому Косте.
Муж поднялся по служебной лестнице, и у него появилась своя жизнь. Раньше он делился с ней проблемами на службе, рассказывал о своих делах, планах. А теперь…
Теперь он чаще стал приходить домой поздно. Молча ел. Молча ложился спать, ничего не объясняя терзающейся в страшных догадках Вере. Это молчание Кости её раздражало. Даже то, что он стал более аккуратен и придирчив в выборе одежды, наводило её совсем на не радужные мысли.
– Правильно говорила мама про эти новые веяния времени! Сейчас так принято. У каждого начальника по молодой длинноногой любовнице, а возможно и не по одной. Думаешь, эти новшества тебя обойдут стороной?
– Может мама права, – думала Вера, – взял моду, по ночам приходить. Крадётся как мышь, а от самого коньяком разит. А уж, когда обедал дома, я и забыла! Готовь ему! Если бы не сын Серёжка, я бы ему наготовила! Паразит, сына даже не стесняется! Пример, какой ему подаёт! Дожилась! Неужели молодую завёл на стороне? – Вера с ожесточением стала тереть морковь о тёрку, и так теранула, что вскрикнула от боли в пальцах.
– Ну вот, теперь заживать будет неизвестно сколько. Больно как! Если бы ты знал, как это больно, когда тебя бросают! Правильно! Была молодой, красивой, стройной, конечно, нужна была. Ты моё украшение, ты моё всё, если замечу – убью, но никому не отдам! Лгун, предатель! Предатель! А я-то дура! Всю жизнь на него положила! Костику институт надо окончить. Один, потом второй! На что жили? На его степешку, да на мой мизерный оклад. А в основном на мою экономию! Колготок вдоволь не наносилась. Всё руками: штопала, вязала, шила, перекраивала, заказы на дом брала. Господи! Где моя молодость?! На что она ушла?!
Вера стала шинковать лук.
– Урод! Урод! Урод! – у неё непроизвольно потекли слёзы. Она присела на кухонный диванчик, протерла глаза полотенцем, лежавшим на столе. От этого в глазах защипало ещё больше.
– Урод! – слёзы потекли ручьём, женщина закрыла лицо полотенцем и разрыдалась.
– Правильно, – стала она говорить вслух сама себе, – а когда я захотела поступить в институт, даже не на вечерний, на заочный, так сразу папочка твой прибежал с нравоучениями.
– Вера, ты хорошо подумала? Косте учиться надо. И вообще, я считаю, что женщине необязательно учиться, главное мужу получить образование. Он добытчик. Да чего там говорить, как дети появятся, на кого оставлять их будешь?
– Я считаю! Я считаю! А со своей дочкой по-другому насчитали! Считальщики! Там у них зять дурак, ему учиться не зачем. А я и правда, дура, дура, дура! На всё соглашалась, на всё шла. Лишь бы Косте было хорошо, – Вера встала, прошла в ванну, умылась холодной водой.
– Господи, сколько я вынесла. Тогда была совсем девчонкой. Что я понимала? Всем верила! Всем угождала! Особенно твоей мамочке, которая не переставала щипать меня своими дурацкими придирками.
– Почему Костя спит у окна? Ему там дует! А ему нельзя, у него в три года грыжу вырезали!
Как она меня доставала твоей грыжей вырезанной!
— Косте тяжести нельзя ни в коем случае, у него грыжа была.
А как ты в булочную на подработку устроился? Прибежала и с порога!
– Вера ты, о чём думаешь! Косте нельзя. У него молодой организм, он должен высыпаться! Учись экономить!
Научилась на свою голову! На себе. Всё Косте, потом сыну, потом кому что необходимо, а мне? А зачем? Никуда не хожу, ничего не вижу! А куда ходить? Работу потеряла. Раньше хоть концерты посещали, в кино ходили, театр. А сейчас только и слышу: Вера, какое кино, какой театр? Я так устал! Всё и по телевизору можно посмотреть, – гад! – Вера ударила ножом по капустному кочану так, что нож отлетел и упал на пол.
– Вся жизнь впустую! Никакой благодарности! Всё забыл! – она стала быстро шинковать твёрдый кочан, – любовница! Это же надо! Чтоб та любовница! – Вера не успела договорить, как нож соскочил с упругого кочана, и на пальце образовалась небольшая ранка. Присев на стул, она заплакала от боли, от обиды, от неизвестности. Её рыдания прервал сигнал домофона, – кто это так рано?
Открыв входную дверь, она увидела огромных размеров букет. Нет, не букет, букетище прекрасных бордовых, как на картинке роз! Цветы были сложены так красиво, что Вера онемела от созерцания этого чуда. Из-за горы роз выглянула улыбающаяся голова Кости.
Вера убрала с лица непроизвольную улыбку и нарочито строго спросила, – это кому?
– Как кому? Верунчик конечно, тебе!
– А разве сегодня восьмое марта или моя круглая дата? В честь чего такая роскошь?
Муж передал ей букет и стал снимать куртку. Обул домашние тапочки, а Вера стояла и не могла пошевелиться. Она никак не ожидала такого поворота событий в её размышлениях.
– У нас есть чего перекусить? – спросил Костя, довольно потирая ладони.
– Я отвыкла от таких твоих ранних приходов, не ждала тебя так рано, – сказала растерянно Вера, – привыкла, что ты возвращаешься тогда, когда я сплю. Придётся подождать.
– Верунчик, не сердись! Ты же знаешь, как я тебя люблю! А что это у тебя? Кровь? Порезалась? Бедная моя, давай пожалею, и всё пройдёт.
Костя взял букет из рук Веры, положил его на кухонный стол, обнял её за плечи, прижал к себе. Она хотела оттолкнуть мужа, высказать всё, что наболело. Но от его неожиданной нежности, защемило сердце. Она заплакала.
– Ну, что ты, родная, успокойся! Всё хорошо! Мы с Серёжкой совсем тебя замотали. Бедная наша мамочка. Успокойся. Этот месяц выдался таким ужасным!
Костя помог Вере сесть за стол, сам сел напротив и стал потихоньку, неумелыми движениями шинковать капусту, – представляешь, наш президент компании сказал мне, нет, просто приказал, чтобы я делал с англичанином всё что хотел, но чтобы договор был подписан. Как я только ни ухищрялся, куда только я его не водил, но своего добился! А чего ты так смотришь на меня? Никакого разврата и криминала! Всё чинно, красиво и порядочно! А сегодня, представь! Сегодня я англичанину сказал «гудбай», и из Шереметьева сразу домой. И вообще! Вот что я скажу, моя дорогая, давай-ка собирайся, пойдём, отобедаем вне дома! Всё! Никаких возражений!
На улице витал лёгкий запах ранней весны. Тёплый ветерок ласкал своим прикосновением красные веки Веры. Костя взял жену под руку, и они медленно шли. Он всё говорил и говорил. А Вера, молча, слушала и сдерживала слёзы.
— Верочка, ты уж прости меня. Думаешь, я не видел, как ты мучаешься? Заперли мы тебя на кухне. Умная красивая женщина, а всю жизнь истратила, всю молодость потратила на меня. На мои эти чёртовы университеты. Ты не думай, я всё помню. Сколько же ты пережила? Сколько вынесла? Думаешь, я не помню, как ты шила, кроила, что-то перешивала ночами? Как за копейки работала, лишь бы платили? А мои родители, сколько нервов тебе потратили?
– Да, ладно, тебе, Костя! Кстати, – перебила мужа Вера, – надо к твоим заехать, старенькие совсем, тебе надо чаще с ними общаться. Ты же сын!
– Да, сын… Думаешь, я не помню, как Серёжка болел?! Бедная моя, – он прижал Веру к себе, – я всё помню, как ты добилась и устроилась в больницу нянечкой, лишь бы только выходить сына.
– Да, перестань, чего ты взялся за воспоминания? Цветы вот принёс…
– А тебе не понравились?
– Ну, что ты! Просто, по какому случаю?
– А без случая. Захотел и всё. Я и раньше всегда хотел тебе цветы дарить.
– Ты и дарил. Мне грех жаловаться.
– Что мог подарить бедный студент, потом инженер? Нет, мать! Всё! Начинаем новую жизнь!
Они шли, крепко держа друг друга за руки, Костя не прекращал своих воспоминаний, а у Веры крутилась только одна мысль, – всё! Старею. Дура, дурой стала! Бедный мой Костенька, не надо мне никакой новой жизни, лишь бы ты был рядом.
И она крепче прижалась к плечу своего любимого...
Автор: И. Горбачева
