О том, что дочь беременна, мать узнала, когда Настя была уже на пятом месяце.
– Ты что наделала? Дyра! Идиoтка! Как мне теперь людям в глаза смотреть! – кричала мать.
– Кто? – спросил отец.
– Витька, – шепотом ответила Настя.
– Этот полyдyрoшный ботаник? – возмущенно воскликнула мать. – Завтра пойдем к врачу, а к Витьке твоему я сейчас схожу.
– Мама, не надо, не ходи! – упрашивала Настя, пока мать одевалась.
Вернулась она злая и сообщила мужу, что Витьку родители на прошлой неделе отправили учиться в какую-то гимназию при университете в областном центре. «У мальчика выдающиеся математические способности!» – заявила его мать.
На следующий день родители обсуждали, что делать с Настей. Врач объяснила матери, что прерывание на данном сроке невозможно и что беременность проходит абсолютно нормально, без всяких осложнений.
Пока родители решали, как поступить, Настя сидела у себя в комнате и ждала. Она пыталась выучить параграф по истории, но у нее в голове все путалось, а на страницы учебника капали слезы.
Наконец в комнату вошла мама:
– В эту школу ты больше не пойдешь. Ни с какими подружками и одноклассницами больше не встречаться и не перезваниваться. Телефон мне отдай.
Настя безропотно протянула матери телефон.
– Пока не родишь, жить будешь у тети Зои. Домой даже носа не суй. Если по соседям пойдет слух о твоей беременности, выгоню из дома. Десятый класс закончишь в той школе, где Зоины мальчишки учатся. Справку возьму – будешь обучаться на дому. Пока там будешь жить, станешь тетке по хозяйству помогать. И чтоб не ленилась – беременность не болезнь. Когда родишь – ребенка в больнице оставишь. В одиннадцатый класс не пойдешь, поступишь в какой-нибудь колледж. И работать будешь, чтобы меньше времени на глупости оставалось. Поняла? Вещи собирай – завтра отец тебя к тетке отвезет.
Тетя Зоя была младшей сестрой матери, у нее было два сына – Василий – на год моложе Насти и Артем – ему было тринадцать. Муж тети Зои был водителем-дальнобойщиком и дома бывал редко.
Они жили в частном секторе на другом конце города. У них в доме было три комнаты, одна из которых – проходная. Именно в ней и поселили Настю. Она каждый вечер разбирала и каждое утро собирала диван, на котором спала. Ящик этого же дивана служил ей шкафом.
В комнате постоянно толклись люди – мальчишки здесь смотрели телевизор, соседки, заходившие к тетке за солью или стаканом молока, часами болтали и сплетничали. Настя могла побыть одна только во дворе. Когда посуда была помыта и картошка к ужину начищена, Настя одевалась и выходила в огород. Она протоптала себе тропинку по периметру, вдоль забора, и ходила там, в тишине и покое. А когда уставала, садилась на скамейку в беседке. За калитку одной ей выходить запрещалось.
Хуже всего было оставаться дома с двоюродными братьями. И если Артем редко цеплялся к Насте – она помогала ему с уроками, то Василий изводил ее по полной программе.
– Настька, а расскажи, как ты со своим парнем… это самое. А тебе понравилось? Поделись опытом, сестренка, – это были самые приличные вопросы, которые задавал ей братец.
Понятно, что жаловаться было некому. Мать приезжала два раза в месяц и водила Настю в школу. Там девушка должна была отчитаться по самостоятельно пройденному материалу. Присутствие в кабинете матери очень мешало Насте. Она говорила тихо, мать постоянно делала ей замечания. Наконец учительница химии, женщина лет пятидесяти, попросила мать ожидать в коридоре, и дело пошло лучше.
Теперь по просьбе учителей мать приводила Настю и ждала ее в фойе школы. Девушка стала чувствовать себя более свободно, и к удивлению родителей, закончила десятый класс почти на отлично.
Отец приезжал раз в месяц. Он привозил тетке деньги и продукты. Настя одевалась, садилась в машину, и они ехали на прием в женскую консультацию. Отец вся дорогу молчал. Он вообще ни разу не заговорил с дочерью с того дня, когда узнал о ее беременности. Последнее слово, которое она слышала от него, – то самое «Кто?» Насте казалось, что он даже смотрит на нее с какой-то брезгливостью.
Однажды после приема ему пришлось оставить дочь в роддоме, и через три дня Настя родила девочку. Роды были тяжелые, словно природа решила еще раз наказать девушку за своеволие и непослушание.
– Ничего! – сказала мать – Крепче запомнишь.
Насте, как и всем другим женщинам в палате, в первый день приносили дочку только на кормление, а уже на следующий – оставили здесь, в маленькой кроватке. Настя сама ухаживала за дочкой и надеялась, что родители разрешат ей забрать Катю – так она назвала девочку. Но мать сказала, чтобы с ребенком она даже к дому не подходила.
За день до выписки Настя в последний раз покормила свою Катеньку и написала отказ от дочери.
– Куда ее теперь? – спросила она главврача, выходя из кабинета.
– А вам какая разница? В Дом ребенка, мамаша, – ответила женщина.
Вечером родители объяснили Насте, как она дальше будет жить: летом до сентября – работать в депо у отца – мыть трамвайные вагоны, в сентябре пойдет учиться в медицинский колледж, а работать будет на полставки.
Медицинский колледж родители выбрали потому, что он находится в пяти минутах ходьбы от дома. Кроме того, на специальность «Сестринское дело» там брали по аттестату за девятый класс, а он у Насти был отличный.
– Завтра идешь оформляешься, послезавтра выходишь на работу, – сказал отец.
Поначалу Насте чисто физически было тяжело работать – после родов прошло всего восемь дней. Но вскоре она втянулась, и ей даже понравилось: можно было двигаться на автомате, ни о чем не думая.
Женщины, рядом с которыми работала девушка, уже хорошо знали друг друга, они постоянно переговаривались, иногда смеялись над чем-то, бывало, что и поругивались.
Настя в основном молчала. Если спрашивали о чем-то, вежливо отвечала. На третий день одна из женщин, которая была постарше других, спросила:
– Ну что, инженерская дочь, долго ты будешь здесь с нами тряпкой махать?
– Пока буду. До сентября семь часов в день, а когда в колледж пойду, то четыре.
– А что, папаша не кормит? – продолжала выспрашивать женщина.
– Кормит, но я хочу свои деньги иметь, – ответила Настя, чтобы Прохоровна, как все ее звали, отстала.
– И правильно! Работает девчонка под отцовым приглядом. У меня вот соседка дочку в Москву отправила учиться. Говорит: «Рита учится и подрабатывает официанткой». А Рита на третий год с пузом приехала – в подоле принесла. А кто отец – неизвестно.
– И что? – поинтересовалась Прохоровна.
– Пошумели, покричали. А потом Лидка – соседка моя – оформила на себя декретный, внука растит, а дочку отправила доучиваться.
Настя терла оконное стекло и незаметно вытирала слезы. Как она завидовала этой неизвестной Ритке, у которой не отобрали сына.
В их городе был только один Дом ребенка. Настя нашла в интернете его адрес: улица Васильковская, дом 24. Это было совсем недалеко от депо, где она работала. Надо было просто свернуть за угол и выйти на параллельную улицу. Однажды Настя так и сделала.
Дом номер двадцать четыре был скучным двухэтажным строением из серого силикатного кирпича со старыми деревянными оконными рамами. «Как, наверное, из них дует!» – подумала Настя и представила Катеньку, которой холодно лежать у такого окна.
Настя подошла к калитке и открыла ее. От здания по узкой дорожке, выложенной плиткой, к калитке шли мужчина и женщина. На руках у женщины был маленький ребенок в кружевном конверте, перехваченном розовой лентой. Они шли медленно и улыбались, поминутно заглядывая в конверт. Настя придержала калитку, подождала, пока они пройдут, потом вошла внутрь, поднялась по трем ступенькам крыльца и позвонила в дверь.
– Мне сказали, что вы пришли по поводу работы, – строгим голосом проговорила женщина, сидящая за столом. – С чего вы взяли, что можете прийти сюда и требовать, чтобы вам вернули дочь? Вы написали отказ – а это действие невозвратное. Даже если бы ваша дочь была здесь, я не имела бы права подпустить вас к ней. Но девочку недавно удочерили. До свидания.
Настя вышла на улицу и села на скамейку около крыльца. Всё. Она никогда не увидит свою Катеньку. Может, новые родители дадут ей другое имя. Может, когда-нибудь они встретятся, а она, Настя, даже знать не будет, что эта хорошенькая девочка – ее дочь.
– Чего ревешь? – раздалось над ее головой.
Рядом с Настей стояла пожилая женщина в синем халате. В руке у нее вложенные одна в другую были несколько мусорных корзин.
– Дочку хотела забрать, а мне не отдают, – ответила Настя.
– Не отдают, значит, не положено. А сколько дочке-то?
– Завтра ровно месяц, – сказала Настя и заплакала.
– Опоздала ты, забрали твою девчонку, полчаса назад забрали. Но если бы ты и раньше пришла, тебе бы все равно не отдали. Написала отказ – все! А ты не плачь, хорошие люди девочку взяли. Как они радовались! Ладно, ты иди, мне надо калитку закрыть.
Настя вышла на улицу. Значит те двое со счастливыми лицами, которые случайно попались ей навстречу, значит, это они забрали ее Катеньку, это ее они так бережно несли в кружевном конверте!
Настя проработала в депо все лето и весь первый курс. А двадцать третьего июня, в день, когда ей исполнилось восемнадцать лет, она уволилась.
Дома отец устроил ей разнос, почему она сделала это без его разрешения.
– Если вы хотите, чтобы я во время учебы мыла полы, то позвольте мне хотя бы выбрать, где я это буду делать. Нелогично, обучаясь в медицинском колледже, мыть трамваи. Я устроилась санитаркой в городскую больницу, тем более что после Нового года у нас там практика, – ответила Настя.
Родители оставили ее в покое. Настя училась и работала. И старалась как можно меньше бывать дома.
А еще она не переставала думать о своей дочери. «Вот ей уже год, вот полтора. Она уже ходит, и называет мамой ту, которая все время с ней рядом». Настя, встречая на улице женщин с маленькими девочками, внимательно вглядывалась в их лица. Понимая, что это может превратиться в болезненную привычку, она убеждала себя, что люди, которые удочерили ее Катеньку, могут жить вообще в другом городе.
Настя уже заканчивала третий курс и работала в детском отделении. Однажды старшая медсестра велела ей постелить на две кровати чистое белье и приготовить палату для новых пациентов.
Когда Настя занималась этим, она услышала, как мать успокаивает плачущую дочку:
– Ну что ты, Лизонька? Посмотри, вот тетя нам кроватку застилает. Глянь, какие зайчики на подушке!
Настя оглянулась и замерла: это была та самая женщина, которую она видела около дома ребенка. «Тогда девочка – это Катя?» –мелькнуло у нее в голове.
– Вот, пожалуйста, это ваша тумбочка, – сказала Настя и быстро вышла из палаты.
Она стояла в коридоре, прислонившись к стене. Сердце в груди бухало так, что казалось – эти удары слышат все.
– Настя, тебе плохо? – спросила проходившая мимо медсестра. – Ты вся красная.
– Нет, Лена, сейчас пройдет, я просто долго внаклонку работала.
Настя пошла в ванную, закрылась там, умылась холодной водой и, открыв окно, сделала перед ним несколько глубоких вдохов. «Надо успокоиться, мне еще работать целый день», – сказала она себе.
Через некоторое время Настя увидела ту женщину в коридоре. Она разговаривала по телефону:
– Да, Лиза спит. Врач посмотрел, лечение назначили. Уже один укол сделали, на ночь еще один. Леша, мы забыли зайца. Да, который на ее кровати сидит. Привези. Еще я не взяла расческу. Нет, мне ничего не надо. А Лизочке положи пару йогуртов, только не земляничные – она их не любит – и штуки три банана. Вода тут есть.
А часов в шесть, когда пациенты ужинали, женщина подошла к Насте и попросила:
– Передачи уже не принимают, а у меня муж с работы поздно приехал. Он стоит там внизу – кое-что принес, но главное – там заяц, без которого дочка плохо засыпает. Вы не могли бы…
– Я сейчас спущусь, – сказала Настя.
Она пошла вниз не только потому, что хотела принести девочке ее любимую игрушку, но и для того, чтобы посмотреть на мужа этой женщины.
И его Настя тоже узнала. Значит, эта девочка – они назвали ее Лизой, значит, это ее дочь.
Настя подошла на пост медсестры. Лена куда-то отлучилась. Верхней в стопке лежала карточка поступившей сегодня в детское отделение Мезенцевой Лизы. День рождения – третье июня. Настя прочитала и запомнила адрес.
А в воскресенье в часы посещения к ним пришел отец. Настя видела, как Лиза обнимала его и как он прижимал к себе дочь.
– Лиза, солнышко мое, выздоравливай скорее, и мы все вместе поедем к бабушке на море. Ты помнишь море? Опять будем собирать камешки и ловить крабиков, – говорил он, целуя дочку в щеку.
А мать смотрела на них с такой любовью, что Настя не выдержала и заплакала.
Она плакала и понимала, что никогда не сможет разрушить счастье этой семьи, счастье своей дочери.
– Ты чего рыдаешь? – рядом с Настей остановился Костя – интерн.
– Зуб болит, – всхлипывая, ответила девушка.
– Ну так иди, в женской консультации еще два часа стоматолог работает – тебя с острой болью примет без очереди, – посоветовал парень.
Прошли две недели. Лиза поправилась, и отец забрал их с мамой домой.
Настя сидит на скамейке в сквере больничного городка. В руках у нее конверт. Сейчас она откроет его и все поймет.
«99,9» – да! Она узнала, где можно сделать тест на установление родственной связи. Принесла клочок ваты с каплей крови, оставшийся после того, как у Лизы брали кровь на анализ, ложку, которой ела девочка, и ее носовой платок. Настя не знала, что лучше, поэтому принесла все. Каплю своей крови она, уколов палец, выдавила на ватный диск.
– Интересно, – услышала девушка – обычно просят установить отцовство, вы что, не знаете, сами рожали этого ребенка или нет?
– У меня нет детей, – ответила Настя, просто моя сестра почти три года твердит, что ей в роддоме подменили ребенка. Вот мы и решили ее успокоить.
Еще раз прочитав результат, Настя порвала бумагу на мелкие кусочки и выбросила в урну. Она не собиралась никому предъявлять никаких претензий и тем более когда-нибудь сообщать Лизе, кто ее настоящая мать. Главное, чтобы девочка была счастлива.
Иногда, не чаще одного раза в месяц, Настя будет подходить к дому, где живет со своими родителями Лиза, и издали смотреть на то, как девочка играет на площадке. И когда Лиза пойдет в школу, Настя придет на нее полюбоваться.
А сама Настя через три года выйдет замуж за простого, но очень хорошего парня и родит ему сначала двух сыновей, а потом дочку. Муж предложит назвать девочку Катей, и Настя согласится.
Автор: Татьяна В.
